Документология


"Уставший ползать летать не может" (народная мудрость XXI века) 

Перечень размещенных материалов

№ 1. Проблемы документоведения и архивоведения
№ 2. Феноменология
№ 3. О методологических понятиях феноменологии
№ 4. Феноменологическая социология
№ 5. Феноменология - гештальт-подход 
№ 6. Историческая феноменология и феноменология документа:  по пути методологических достижений современной философии
№ 7. Основы феноменологии документа
№ 8. Коммерциализация традиционных документоведческих и архивоведческих технологий: экспертиза ценности документов и стратегия ILM
№ 9. Стратегия ILM и экспертиза ценности документов: компаративистский подход 
№ 10. На пути к конвергенции информационных технологий и гуманитарный подходов в работе с документами: (на примере неструктурированной информации)
№ 11. Документальные информационные ресурсы «Электронного правительства»: концептуальное обеспечение
№ 12. Документальные информационные ресурсы управления персоналом


                                                      № 1.

            Проблемы документоведения и архивоведения


Основным средством фиксации и передачи информации в системе управления является документ. Документ (документы) используются в различных сферах деятельности человека, одной из которых является документационное обеспечение управления. От того, насколько эффективно организована работа с информацией, частью которой является документационное обеспечение управления, во многом зависит качество принимаемых решений, оперативность и точность их исполнения, а следовательно, не только эффективность деятельности организации, предприятия в целом, но их жизнеспособность.
Важнейшая проблема, возникающая при работе с документами, в том числе электронными, в службах документационного обеспечения управления, это проблема кадров. На современном этапе специалист службы документационного обеспечения управления должен иметь не только специальное высшее образование, но и владеть определенными знаниями в области информационных (в том числе компьютерных) технологий.
Это вызов времени, на который следует отвечать высшей школе. Попытаемся определить основные позиции  противостояния этому вызову.


I. Общетеоретические проблемы

Теоретическая сложность заключается в том, что современная проблематика работы с документами находится на стыке гуманитарного и технического знания. Это создает значительные трудности для узко профилированных специалистов.
Высоко квалифицированный специалист должен разбираться в современных концепциях документоведения-архивоведения.  Назовем главные из них.

Концепция жизненного цикла документов

Модель жизненного цикла документов (ЖЦД) — это известная модель североамериканских архивистов и управляющих документацией, существующая примерно с 1960-х гг.
Концепция жизненного цикла документа гласит: документоведы-делопроизводители и архивисты имеют свое пространство и время деятельности, границы их деятельности не должны быть нарушены. Эта модель показывает, что в процессе своей «жизни» документ так же, как живые организмы, последовательно проходит несколько различных стадий (периодов). На первой стадии документ создается в соответствии с определенными требованиями. На второй стадии документ «переживает» активный период, он используется в процессе принятия управленческих решений. В этот период документ хранится по месту его создания в активных (текущих) делах. В конце второй стадии может быть проведена экспертиза ценности, в результате которой документ уничтожается или переходит на третью стадию и получает статус полуактивного документа. В последнем случае документ все еще имеет ценность, но не нужен в ежедневном процессе принятия управленческих решений. Он хранится в архиве организации, поскольку может понадобиться в справочных целях. В конце третьей стадии снова проводится экспертиза ценности и определяется, будет ли документ уничтожен или он перейдет на четвертую стадию и станет неактивным документом долгосрочной архивной ценности. Лишь малый процент документации (обычно около 5% от общего количества) поступает на постоянное хранение в архив, где предпринимаются особые действия по обеспечению сохранности и описанию документов.
Модель ЖЦД способствовала, особенно в Северной Америке, строгому разграничению обязанностей между профессиями управляющих документацией и архивистов. Среди архивистов это привело к тенденции разграничивать «жизнь» документа на доархивную и архивную, активную и неактивную, а также уделять внимание только архивным, неактивным документам. Определения терминов «активные», «полуактивные» и «неактивные» документы получили закрепление в международной практике. Кроме того, в зарубежных организациях различают, помимо архива организации (departmental archives), документный офис (departmental records office), управляющий активными и полуактивными документами, документный центр (records centre) — хранилище полуактивных документов — и канцелярию (регистратуру, registry), ответственную за создание и контроль активных документов.
Модель ЖЦД подвергалась критике еще несколько десятилетий назад, а с появлением ЭД она вызвала очень острые дебаты. Основными сторонниками применения этой модели для электронных документов стали канадские архивисты из Университета Британской Колумбии. Споры привели к созданию австралийскими архивистами альтернативной модели (теории), получившей название «континуум документов». Что это за модель, почему она появилась и чем она отличается от модели ЖЦД?

Концепция континуума документов

Концепция континуума документов гласит: границ между деятельностью документоведов-делопроизводителей и архивистов нет, у них общее неделимое пространство и время деятельности.
Дискуссии о стратегии, интегрирующей деятельность архивистов и управляющих документацией, ведутся уже несколько десятилетий. Но только в 1990‑х гг. появилась конструктивная модель континуума документов, рассматривающая управление документацией как продолжающийся от момента создания документов (и даже ранее — от момента проектирования системы управления документами), не имеющий перерывов и четких фаз процесс, в котором активно участвуют и архивисты, и документоведы-делопроизводители. Необходимость формулирования и поддержки этой теории заключается в том, что, если архивисты не будут вмешиваться в процесс управления документацией как можно раньше, важные ЭД могут быть неполными, могут не сохраниться и вообще не быть созданы.
Концепция континуума документов предполагает постоянную и непрерывную работу с документацией в целом. Она отличается от концепции ЖЦД, идентифицирующей различные стадии и периоды жизни отдельного документа (или группы документов) с момента начала его существования («рождения») и до его окончательного уничтожения («смерти»). Можно сказать, что концепция континуума документов дополняет концепцию ЖЦД.
Концепция континуума документов признает, что документ проходит несколько стадий, однако эти стадии неразделимы на доархивную и архивную, активную и неактивную. Документ не просто передается от создателя к делопроизводителю, а затем архивисту. Сотрудники службы ДОУ и архива организации, государственного архива — все они взаимодействуют в континууме. Их роли, обязанности по управлению документацией и ответственность должны быть скоординированы.
Согласно модели континуума документов, стратегии и методы оценки, описания и обеспечения сохранности документов применяются уже в процессе разработки системы управления документацией, а не в конце жизненного цикла документов.

Концепция феноменологии документа

Для правильного понимания сущностных проявлений ЭД определенное значение имеет теория феноменологии документа, согласно которой документ на протяжении жизненного цикла меняет характеристики в зависимости от состояния социо-информационной среды его бытования.

Концепция информационных ресурсов

Информационные ресурсы - в широком смысле - совокупность данных, организованных для эффективного получения достоверной информации.
Важнейшим признаком формирования и функционирования информационных ресурсов на современном этапе является их поливидовой состав – они существуют как в традиционном виде (на бумажных, пленочных носителях), так и в электронно-цифровом виде.
Информационные ресурсы – продукт информатизации, которая является организационным социально-экономическим и научно-техническим процессом создания оптимальных условий для удовлетворения информационных потребностей и реализации прав граждан, органов государственной власти, органов местного самоуправления, организаций, общественных объединений на основе формирования и использования информационных ресурсов.
Современное представление об информационных ресурсах неразрывно связано с электронными технологиями, информационно-телекоммуникационными системами, электронными документами. Поэтому электронными информационными ресурсами можно считать информационные ресурсы, то есть совокупность сведений в электронном виде, поддерживаемые программно-техническими средствами автоматизированной информационной системы. Следовательно, к архивным электронным информационным ресурсам правомерно отнести документированную в электронно-цифровой форме информацию, составляющую электронные информационные ресурсы, подлежащую хранению или хранящуюся в архиве организации или государственном архиве.
Эта концепция позволяет на единой методологической основе работать как традиционными документами, так и новыми, совсем не изученными – такими как базы данных, базы знаний и т. п.

II. Проблемы практического документоведения

Управление знаниями

Это систематические процессы, благодаря которым распознаются, создаются, сохраняются, распределяются и применяются необходимые для успеха организации знанияС 1995 года, управление знаниями стало установившейся научной дисциплиной, с преподаванием университетских курсов и посвящёнными данной теме профессиональными и академическими изданиями. Большинство крупных компаний имеют специально выделенные для управления знаниями ресурсы, часто как часть отделов «Информационных технологий», или «Управления персоналом», а иногда подотчётных непосредственно главе организации.
Сегодня база знаний — это самый важный актив современной организации. Знания — это информация в контексте, способная произвести побуждающее к действиям понимание.
Важнейшим условием эффективности большинства корпораций служит интеллектуализация производства и менеджмента у предприятий-партнеров. Для ее достижения необходимо систематизировать корпоративные знания и опыт, создавать распределенные и большие базы производственных знаний, разрабатывать интеллектуальные производственные системы, в которых подсистемы способны к автономным оценкам, рассуждениям и действиям. Эффективное решение этих проблем требует разработки моделей и систем управления производственными знаниями. Основная роль управления знаниями в ВК состоит в их разделении между участниками так, чтобы каждый мог воспринимать и использовать корпоративные знания в процессах распределенного решения задач. Уже сегодня на рынке СУЗ представлены как простые системы, обеспечивающие выполнение отдельных функций управления корпоративными знаниями (например, система совместной фильтрации Grape-vine), так и сложные интегрированные системы (например, Fulcrum - система управления знаниями масштаба предприятия).
Специфика современного документооборота заключается в том, что  он осуществляется при помощи традиционных документов на бумажных носителях и электронных документов.
Современное развитие информационных и телекоммуникационных технологий создало необходимые условия для осуществления постепенного перехода от традиционного (бумажного) делопроизводства к электронному. Опыт последних десятилетий, в том числе зарубежный, показывает, что переход от использования бумажных документов к электронным документам - это длительный процесс. Опыт развитых стран (например, Австралии, Швеции), показывает, что в будущем возможно до 50% документооборота осуществлять в электронном виде. Аналогичный прогноз дается в Федеральной целевой программе "Электронная Россия", где говорится о том, что "долю электронного документооборота" в федеральных органах исполнительной власти "предполагается довести до 65% внутри ведомств и до 40% в межведомственном документообороте"[1]. Очевидно, что при этом ожидается повышение эффективности и оперативности управления.

И если «бумажное» делопроизводство хорошо изучено и процессы его ведения детально разработаны, то «электронное» делопроизводство находится в стадии становления.

Работа с электронными документами в делопроизводстве

1. Одна из ключевых проблем, встающих при использовании электронных документов в документационном обеспечении управления, является неполнота нормативно-правовой и нормативно-методической базы, регламентирующей эти вопросы. Инструктивные документы ведомств лишь в общих чертах регламентируют вопросы применения электронных документов в документационном обеспечении управления. Во многих организациях инструктивные документы о применении электронных документов в делопроизводстве практически отсутствуют.
2. Следующий проблемный блок в сфере применения электронных документов в документационном обеспечении управления включает вопросы организационно-технического обеспечения этой работы. Здесь следует отметить следующие аспекты.
Во-первых, это неравномерное и зачастую недостаточное оснащение организаций соответствующими техническими средствами, необходимыми для использования электронных документов в документационном обеспечении управления.
Во-вторых, это разнообразие технических средств, применяемых для работы с электронными документами. Это влечет за собой возникновение проблем, которые неизбежно возникнут в будущем, например, вопросы о степени технической надежности этих средств и гарантийных сроках их работы.
В-третьих, - это отсутствие единой методики выбора (объясняемое отсутствием нормативно-установленных требований, предъявляемых к автоматизированным системам документационного обеспечения управления) и внедрения автоматизированных систем документационного обеспечения управления в организациях, наиболее адаптированных к специфике их деятельности. Как правило, выбор автоматизированных систем осуществляется по субъективным критериям.
Практика показывает, что важным шагом на пути внедрения электронного документооборота в системы документационного обеспечения управления должна стать разработка и внедрение унифицированного программного продукта, который мог бы сочетать в себе все элементы делопроизводственного и архивного циклов "жизни" документа с учетом требований документоведения и архивоведения.
Говоря об организационно-техническом обеспечении работы органов исполнительной власти в сфере применения информационных технологий, в целом нельзя не отметить вопросы, возникающие при ведении интернет-страниц, сайтов, порталов. Здесь возникают, прежде всего, вопросы о придании статуса официальных нормативно-правовым документам, опубликованным на сайте; о разработке и внедрении в практику работы правил работы с обращениями граждан, переданными по каналам электронной связи.
3. Говоря о проблемах, возникающих при использовании электронной документации, особо следует отметить проблемы программно-технического обеспечения документационного обеспечения управления, особенно применения электронно-цифровой подписи. Так, средства электронно-цифровой подписи, сертифицированное уполномоченными органами, имеют гарантийные сроки службы, не превышающие 10 лет. Здесь логично встает вопрос, теряет ли документ, "подписанный" электронно-цифровой подписью, свою юридическую силу при окончании срока действия сертификата и какие последствия имеет этот факт для архивов?
4. Следующим вопросом, возникающим при работе с электронной документацией, следует назвать многообразие несовместимых между собой программных средств, применяемых для автоматизации документационного обеспечения управления, исключающих возможность конвертации документов и межсистемного обмена данными.

III. Проблемы практического архивоведения

Оперативное хранение

ILM

Сегодня концепция управления жизненным циклом информации ILM (Information Lifecycle Management, управление жизненным циклом информации) быстро завоевывает широкое признание в крупных организациях. Цель ILM состоит в эффективном управлении информацией, которая рассматривается в качестве ресурса (наряду с людьми и оборудованием). А поскольку информация является ресурсом, то и управлять ей нужно подобно другим ресурсам — повышать коэффициент использования и сокращать эксплуатационные расходы. Управление жизненным циклом информации не является ни продуктом, ни службой, ILM — стратегия, основанная том, что способ применения собственных информационных активов на предприятиях и важность информации со временем меняются. Это диктует необходимость применения стратегий, методов и систем, которые бы позволяли управлять меняющимися требованиями к информации интеллектуально и экономически эффективно. Сделать это можно с помощью служб управления, оптимально соответствующих каждой стадии жизненного цикла информации — от создания до уничтожения. То есть обеспечить для управления каждым информационным элементом так называемый «уровень служб», согласующийся со способом его использования на всех стадиях жизненного цикла и в любом деловом процессе.
ILM предполагает изменение принципов организации информации, исходя из ее ценности, как определяющего параметра. А технологические решения призваны такие принципы реализовать. Значительные объемы информации и не всегда оптимальное их хранение и использование — объективная реальность для многих российских организаций. Передовые решения и технологии ILM востребованы, в первую очередь, в быстрорастущих сегментах рынка — телекоммуникационном и банковском секторе. В них нуждаются государственные и корпоративные архивы, однако высокая стоимость внедрения ILM (для полномасштабных проектов она может составлять сотни тыс. долларов) препятствует более широкому использованию таких решений.

Виртуализация хранения данных

Технология виртуализации обеспечивает более легкий и эффективный способ доступа к корпоративным хранилищам данных.
Виртуализацию можно определить как отображение информации, хранящейся на любом количестве разнообразных носителей и устройств, в виде единого централизованного хранилища - "виртуального пула" корпоративных данных. Эта технология обеспечивает более легкий и эффективный способ доступа к корпоративным хранилищам данных. Благодаря виртуализации уменьшается суммарная стоимость хранения данных, в то время как ценность этих данных для бизнеса значительно увеличивается. Согласно этой концепции пользователи и приложения (равно как и ИТ-администраторы) получают единое логическое представление данных внутри пула и прямой доступ к необходимой информации, где бы она ни хранилась. Вся сложность инфраструктуры хранения информации скрыта от пользователя под неким абстрактным слоем, существующим отдельно от физических устройств хранения.





[1] ФЦП "Электронная Россия (2002-2010 годы)" // Собрание законодательства РФ. - 2002 г. - N 5. - С. 1686.

Частично опубликовано: Проблемы документоведения и архивоведения в подготовке высоко квалифицированных управленческих кадров // Материалы VI Афанасьевских чтений: Кадровый потенциал управления социальной сферы России: теория и практика формирования / Под редакцией проф. Уржа О.А. М., Издательство РГСУ «Союз», 2008. С. 248-254.

№ 2.

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ


Феноменология (нем. Phänomenologie — учение о феноменах) — направление в философии XX века, определявшее свою задачу как беспредпосылочное описание опыта познающего сознания и выделение в нем сущностных, идеальных черт.
Феноменология началась с тезиса Гуссерля «Назад, к самим вещам!», который противопоставляется распространенным в то время призывам «Назад, к Канту!», «Назад, к Гегелю!» и означает необходимость отказаться от построения дедуктивных систем философии, подобных гегелевской, а также от редукции вещей и сознания к каузальным связям, изучаемым науками. Феноменология, таким образом, предполагает обращение к первичному опыту, у Гуссерля — к опыту познающего сознания, где сознание понимается не как эмпирический предмет изучения психологии, но как «трансцендентальное Я» и «чистое смыслообразование» (интенциональность).
Выявление чистого сознания предполагает предварительную критику натурализма, психологизма и платонизма и феноменологическую редукцию, в соответствии с которой мы отказываемся от утверждений относительно реальности вещественного мира, вынося его существование за скобки.
Феноменология — одно из основных направлений в философии XX в.; можно утверждать, что она останется таковым и в XXI в.
Ее предмет — фундаментальные феномены человеческого бытия:
*     сознание и самосознание,
*     любовь и ненависть,
*     познание и художественное творчество,
*     воля и желание,
*     страх и совесть,
*     свобода и смерть,
*     история и историчность,
*     личностное и ценностное бытие,
*     бытие другого и собственное бытие и др.
В основе феноменологического метода лежит дескрипция, а не конструкция или воображение.
Феноменологическая стратегия состоит в том, чтобы отказаться от редукционизма и описать вещи (в самом широком смысле) такими, какими они проявляют себя, не отсылая к чему-то другому, т.е. описать их как феномены.
Основной принцип феноменологии — «к самим вещам», что означает: преодолеть предрассудки и предвзятые мнения, освободиться от привычных установок и навязываемых предпосылок, отстраниться от методологических шаблонов и клише и обратиться к первичному, изначальному опыту сознания, в котором вещи предстают не как предметы уже имеющихся теорий, точек зрения, установок, не как нечто, на что мы смотрим глазами других, но как нечто, что само раскрывается перед нами в раскрывающемся в нас первичном опыте. Сами вещи раскрываются нам, когда мы сами раскрываемся им навстречу, когда мы не мешаем им предстать пред нами такими, каковы они суть — так же как другой человек раскрывает себя нам, когда мы внимаем ему, а не оцениваем его, когда мы лишены предвзятости и обретаем особую настроенность, меняя наши привычные, обыденные установки. «Сами вещи» — это не кантовские «вещи в себе», но это и не порождение нашего воображения. Ясно, что если мы хотим принять данность предмета такой, какой она к нам приходит, мы не должны что-либо добавлять в этот предмет «от себя», «вкладывать» в этот предмет определенные структуры нашего разума. Феноменология предлагает изучать субъективность для того, чтобы четко различить, что же принадлежит нашему сознанию, а что — предмету. Лишь описание предмета, или вещи (опять-таки в самом широком смысле) может нам дать «саму вещь».
В академическом плане возникновение феноменологии во второй половине XIX — начале ХХ века было связано с проблемами разделения
1.                предметов и методов психологии и естествознания,
2.                психологии и философии (в аспекте проблемы сознания)
3.                психологии и логики.
Термин “феноменология” впервые встречается в “Новом органоне” (1764) И.Г. Ламберта как название его “учения о видимости”. И. Кант в одном из писем к Ламберту размышляет о “phaenomenologia generalis” как о пропедевтической дисциплине к метафизике. Кроме того, Кант использует этот термин в качестве названия для одной из частей чистого учения о движении в “Метафизических началах естествознания”. В философии И.Г. Фихте феноменология приобретает черты учения о бытии сознания и его фактах. “Феноменология духа” Г.В.Ф. Гегеля – это развертывание диалектического процесса саморазвития духа, процесса, совпадающего с системой его самопознания и восхождения к абсолютному знанию в понятии. Моментами становления здесь выступают формообразования сознания как проявления духа, поэтому феноменология Гегеля представляет собой науку об опыте сознания.
Самостоятельную значимость понятие феноменологии приобретает в 20 веке, будучи обозначением одного из ведущих направлений современной философской мысли. Основоположником феноменологической философии и феноменологического движения является Эдмунд Гуссерль (1859-1938), критически развинтивший основные идеи “дескриптивной психологии” Ф. Брентано. В процессе своей творческой эволюции Гуссерль испытал также влияние философских концепций Декарта, Лейбница, Юма, Канта, Больцано, Дильтея и др., в той или иной степени ассимилированных феноменологией, которую ее основатель именовал то “неокартезианством”, то “бергсонианством”, то “радикальным позитивизмом”, преодолевая тем самым классические оппозиции рационализма, интуитивизма и эмпиризма. Специфика феноменологии состоит в том, что по своей сути она есть не теоретическая конструкция, но практика особого рода, направленная на раскрытие и осмысление первичного опыта. Овладение феноменологией возможно только в ходе феноменологического исследования.
Начало формирования феноменологического учения было положено Гуссерлем в “Логических исследованиях” (1900/01), где феноменология мыслилась как необходимая подготовительная работа к созданию “чистой логики”. Исследованиям по феноменологии и теории познания, содержащимся во втором томе этого фундаментального труда, предшествовала убедительно проведенная в первом томе критика психологизма в логике, основанная на различении реального и идеального аспектов мышления. Данное различение, указывающее на взаимную несводимость реальных актов мышления и полагаемого ими содержания, является базисным для феноменологической работы, задачей которой становится описание специфики обоих аспектов и прояснение смысла связи между ними. При этом феноменологию интересует не фактическая сторона познания, исследуемая психологией и смежными с ней науками, а сущностные, или смысловые, структуры, подлежащие философскому анализу в их всеобщности. Гуссерль пытался воплотить в феноменологии идеал философии как строгой науки, отстаивая в полемике с натурализмом, историцизмом и др. видами релятивизма концепцию аподиктического знания. Радикализм феноменологии заключается в проведении ею принципа беспредпосылочности, в соответствии с которым феноменологический опыт должен быть огражден от любых привносимых извне допущений, какими бы самопонятными они не казались. Все само-собой-разумеющееся, в том числе предпосылки самого феноменологического исследования, подлежат прояснению, приведению к самоочевидности. Согласно феноменологии, только самоочевидный опыт, т. е. опыт непосредственной самоданности “вещей”, свидетельствует об истине и является законным источником познания. Таким образом, феноменология, по замыслу своего создателя, претендует на статус универсально и аподиктически обосновывающей науки, науки о “первоистоках” знания, выступающей в роли наукоучения по отношению ко всем частным наукам.
Разработанная Гуссерлем феноменология – это феноменология сознания. По Гуссерлю, именно опыт сознания является тем первичным опытом, в котором нам даны “сами вещи”, опытом, всегда уже опосредствующим любой “объективный” опыт. Возвращаясь к непосредственному опыту, феноменология рассматривает мир в его данности сознанию, т.е. в качестве феномена. Сказанное отнюдь не означает, что феноменология отвергает внешний мир или каким-либо образом сомневается в его существовании,– феноменология вообще ничего не утверждает о реальном бытии и в этом состоит ее принципиальная позиция: исследование феноменов в феноменологической установке свободно от “метафизической” предпосылки полегания бытия, которая господствует в нашей естественной установке, не позволяя нам встать на путь нейтрально-теоретического анализа. Основу гуссерлевского учения о сознании составляет идея интенциональности, т.е. предметной соотнесенности сознания. Всякое сознание чего-либо предстает в феноменологии как “переживание”, интенциональное по своей структуре. В свою очередь познание понимается как интенциональная деятельность сознания по установлению смысла – конституирование.
Следующий этап гуссерлевского учения о сознании связан с переходом на трансцендентальные позиции, закрепленные в первой книге “Идей к чистой феноменологии и феноменологической философии” (1913). Здесь ставится задача исследовать структуры “чистого сознания”, т.е. сознания, свободного от всякого фактического содержания. Раскрытие сферы чистого сознания осуществляется путем выполнения трансцендентальной редукции. В трансцендентальной феноменологии учение об интенциональности конкретизируется по двум направлениям: ноэтическому и ноэматическому. Феноменология есть трансцендентальный идеализм в существенно ином смысле, нежели психологический идеализм или идеализм Канта. Исследуя смыслообразующую деятельность сознания и двигаясь по пути методического субъективизма, феноменология осуществляет действительную работу самоистолкования. Только на этом пути, полагает Гуссерль, возможно уяснение смысла интерсубъективности. В тот же период происходит оформление всех важнейших принципов феноменологического метода, составляющего существо феноменологической философии. От понимания феноменологического метода, важнейшими конституантами которого являются феноменологическая редукция и идеация, “зависит понимание всей феноменологии”, поскольку исследуемое здесь сознание есть продукт самоосмысления. Таким образом, для феноменологии оказывается характерным единство методологии и онтологии.
Поздний период феноменологии Гуссерля отмечен обращением к новым темам исследования: истории, ее телеологии, жизненному миру,– которые особенно ярко представлены в неоконченном произведении “Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология”. Забвение в объективирующем научном предприятии темы жизненного мира, являющегося смысловым фундаментом нашего бытия, мыслитель расценивает как кризис культуры и философии.
Феноменологическое движение с самого начала не отличалось однородностью и единством в понимании возможных путей развития феноменологии. М. Хайдеггер, наиболее способный из учеников Гуссерля, отходит от феноменологии сознания и разрабатывает в “Бытии и времени” фундаментальную онтологию как феноменологию человеческого присутствия (Dasein). Хайдеггер и независимо от него Г.Г. Шпет создают варианты герменевтической феноменологии. М. Шелер избирает в качестве тем феноменологических исследований антропологию, этику и религию, Р. Ингарден – эстетику. А. Шюц разрабатывает феноменологическую социологию. В области феноменологической психологии большое значение имеют работы Ж.-П. Сартра и М. Мерло-Понти. Феноменология оказала значительное влияние на такие современные философские течения, как экзистенциализм, герменевтика, персонализм и структурализм.

ИСТОРИЯ ФЕНОМЕНОЛОГИИ

Основателем направления был Эдмунд Гуссерль, к непосредственным предшественникам можно отнести Франца Брентано и Карла Штумпфа. Исходный пункт феноменологического движения — книга Гуссерля «Логические исследования», ядром которой выступает понятие интенциональности.
Главные моменты в развитии феноменологии: возникновение её многообразных интерпретаций и противостояние её основных вариантов, учений Гуссерля и Хайдеггера; появление феноменологической психологии и психиатрии (Бинсвангер, Е. Минковски, Э. Страус, В. фон Гебсаттель, Г. Элленбергер, Лэйнг, Базалья, Купер, Савенко), этики (Шелер), эстетики (Ингарден), права (Райнах) и социологии (феноменологическая социология А. Щюца, социальный конструктивизм), философии религии, онтологии, философии математики и естествознания, истории и метафизики (Ландгребе), теории коммуникаций (Вилем Флуссер), герменевтики (Шпет); влияние на экзистенциализм, персонализм, герменевтику и другие философские течения; широкое распространение в Европе, Америке, Японии и некоторых других странах Азии. Крупнейшие центры феноменологии — Архивы Гуссерля в Лувене (Бельгия) и Кёльне (Германия), Международный институт перспективных феноменологических исследований и образования (США), издающий ежегодник «Analecta Husserliana» и журнал «Phenomenology Inquiry».


Гуссерль выдвигает цель построения универсальной науки (универсальной философии, универсальной онтологии), относящейся к «всеобъемлющему единству сущего», которая имела бы абсолютно строгое обоснование и служила обоснованием всем прочим наукам, познанию вообще. Такой наукой должна стать феноменология.
Феноменология исследует и приводит в систему априорное в сознании; сводя априорное к «последним… сущностным необходимостям», она тем самым задаёт основные понятия наукам. Задача феноменологии — «в познании полной системы образований сознания, конституирующих» (имманентно) объективный мир.


Методами осуществления феноменологического исследования являются непосредственное созерцание (очевидность) и феноменологические редукции.
Непосредственное созерцание как метод феноменологии означает, что последняя является дескриптивной наукой, и её материалом служат исключительно данные непосредственной интуиции.
Феноменологические редукции делятся на три вида. Во-первых, чистая феноменология отвлекается от естественной установки, то есть наивной погружённости во внешний мир, и сосредоточивает внимание на самом акте (переживании) сознания, в котором мир нам даётся (феноменолого-психологическая редукция). Во-вторых, феноменология берёт эти переживания сознания не как конкретные факты, а как идеальные сущности (эйдетическая редукция). В-третьих, феноменология не останавливается на редукции к переживаниям сознания, и далее уже не только внешний мир, но и сферу душевного, сознание — как поток переживаний конкретного эмпирического субъекта — редуцирует к чистому сознанию (трансцендентальная редукция).
Итак, феноменология, отвлекаясь от существующего, рассматривает сущности — возможное, априорное в сознании. «Старинное учение онтологии — познание „возможностей“ должно предшествовать познанию действительности — это, на мой взгляд, великая истина, — если только она понята верно и верно поставлена на службу делу». Кроме того, это дескриптивная наука, ограниченная непосредственной интуицией (очевидностью), то есть её метод — прямое интуитивное созерцание сущностей (идеация). Более того, это дескриптивная наука о сущности трансцендентально чистых переживаний. Таким образом, феноменология — дескриптивная наука о сущностях трансцендентально чистых переживаний в пределах непосредственной интуиции. «…Поле феноменологии — это анализ раскрываемого в непосредственной интуиции априори, фиксаций непосредственно усмотримых сущностей и взаимосвязей таковых и их дескриптивное познание в системном союзе всех слоев в трансцендентально чистом сознании».
Первым методическим принципом, критерием действительности чего-либо является очевидность. Необходимо установить первые очевидности, которые лягут в основу достоверного знания. Эти очевидности должны быть аподиктичными: очевидное сейчас может стать сомнительным позднее, оказаться видимостью, иллюзией; «аподиктическая же очевидность обладает той замечательной особенностью, что она не только вообще удостоверяет бытие очевидных в ней вещей или связанных с ними обстоятельств, но одновременно посредством критической рефлексии раскрывается как простая немыслимость их небытия».
В существовании мира можно усомниться — это не аподиктическая очевидность. Проведение трансцендентально-феноменологической редукции (эпохе́), делая мир лишь опытом, феноменом, обнаруживает, что ему «в качестве самого по себе более первичного бытия предшествует бытие чистого ego и его cogitationes» (то есть чистого сознания и его переживаний, взятых как сущности). Это и есть искомая аподиктическая очевидность. После этого нужно установить дальнейшие абсолютные очевидности — «универсальную аподиктическую структуру опыта Я [трансцендентального опыта] (например, имманентную временную форму потока переживаний)». Таким образом, трансцендентальная феноменология — это наука о трансцендентальном ego и о том, «что заключено в нем самом» (о трансцендентальном опыте): самоистолкование трансцендентального ego, показывающее, как оно конституирует в себе трансцендентное; исследование всех возможных типов сущего (данных нам как содержания сознания). Это трансцендентальная теория познания (в отличие от традиционной, где основной проблемой является проблема трансцендентного, бессмысленная в феноменологии) — трансцендентальный идеализм.


№ 3. 

О методологических понятиях феноменологии документа


Проблема документального источника восходит к проблеме знания, особенность которого состоит не в том, чтобы видеть или доказывать, а в том, чтобы истолковывать. Но так как задача комментария, по существу, никогда не может быть выполнена до конца, то и прочтение документа безгранично[1]. Что бы обнаружить истоки недавно проявившейся как научной дисциплины  феноменологии документа[2] следует обратить взор на вершины, покоренные мыслителями философии истории, философами, историками, источниковедами, архивоведами. В рамках короткого выступления это невозможно.
Опираясь на признание то, что любая познавательная сфера может в методическом смысле понимать себя феноменологически[3], ограничимся рассмотрением основных понятий феноменологии Гуссерля[4], которые могли бы найти применение в феноменологии документа на основании положений, выдвинутых отечественной школой исторической феноменологии.
Понятие интенциональности было введено еще Францем Брентано. Он формулировал его следующим образом: «Каждый психический феномен характеризуется тем, что схоласты называли интенциональным… существованием в нем некого предмета (Inexistenz eines Gegenstandes) и что мы, хотя и не вполне избегая двусмысленных выражений, назвали бы отношением к содержанию, направленностью на объект (под которым не следует понимать какую-либо реальность) или имманентной предметностью. Каждый содержи в себе нечто как объект, хотя и не каждый одинаковым образом»[5]. Гуссерль принял основную идею Брентано - интенциональность как направленность сознания на некий предмет, однако несколько видоизменил эту идею. Во-первых, интенциональные переживания (другими словами, интенциональные акты) связаны только с чисто феноменологическим содержанием, при этом любое эмпирико-психическое понимание этих актов не затрагивается[6]. Во-вторых, в отличие от Брентано интенциональные акты не рассматриваются изначально как представления (в силу всех многочисленных эквивокаций (двусмысленностей), связанных с этим термином)[7]. В-третьих, вводится понятие «интенциональный предмет». Говоря об интенциональном предмете, мы не делаем никаких заключений о его реальном существовании - этот предмет существует лишь как некий предмет, имманентно присущий интенциональным переживаниям, т.е. как нечто к чему относятся интенциональные переживания, причем относятся «именно в смысле интенции»[8].
Позже в содержание понятия интенциональность вводятся новые моменты. Уже со статьи «Философия как строгая наука» интенциональность рассматривается как «сознание о»[9]. Гуссерль также использует понятия ноэзис - для «реальных компонентов интенциональных переживаний» и ноэма - для «их интенциональным коррелятов, или же компонентов последних»[10].
Понятие интенциональности для исторической науки имеет большое значение. При этом интенциональность понимается вслед за Гуссерлем как универсальное свойство сознания[11] и имеет двоякое воплощение. Во-первых, она присуща самому исследователю, сознание которого интенционально направлено на источник (правда, стоит оговориться, что возможен и другой вариант, когда сознание исследователя направлено на познание некой исторической реальности, однако данный вариант не является феноменологическим, поскольку основан на определенном допущении, и потому сейчас не рассматривается). Во-вторых, направленность на некий интенциональный предмет присуща и автору источника (это не означает, однако, что этот предмет является реальным или что мы можем считать его реальным), что проявляется в особом построении текста источника в соответствии с интенциями автора. Так источник становится (пользуясь выражением А.С. Лаппо-Данилевского) телеологическим целым[12], объединенным причинно-следственными связями автора.
Согласно феноменологии документа продукт целенаправленной человеческой деятельности, каковым является документ, должен быть переработан интенционально. А интенциональность, по Э. Гуссерлю, выражает предметную направленность переживаний сознания, его соотнесенность с предметами опыта. Эта соотнесенность сознания и предмета понимается как смыслообразующая, сознание есть не что иное, как смыслообразование[13].
Второе (а по важности, быть может, и первое) основное понятие Гуссерля - это феноменологическая редукция или epoche (εποχή). В переводе с греческого epoche значит отказ или воздержание. Гуссерль под epoche понимает некий отказ от присущей человеку нерефлексируемой естественной установки, воздержание от суждений, связанных с существованием тех или иных предметов, «выключение» мира, «введение его в скобки». При этом мир, однако, не перестает существовать для познающего субъекта - он обретает существование для нас, но в качестве феномена сознания. Сам же субъект в результате феноменологической редукции становится трансцендентальным ego, поток cogitationes которого направлен на изучаемый предмет[14].
Требование феноменологической редукции для исторической науки представляется чрезвычайно важным, особенно когда мы изучаем культуру, отличную от нашей. При этом если мы изучаем ее, используя метод исторической феноменологии, мы должны использовать. А.Л. Юрганов формулирует три отказа, необходимые историку для отказа от установок естественнонаучного и обыденного сознания. Это, во-первых, «отказ от психологизации, от установки современного сознания на понимание того или иного опыта чужой одушевленности через собственный опыт», во-вторых, «отказ от естественной модернизации (или так называемого «здравого смысла»), которая ведет к тому, что исследователь навязывает источниковой реальности собственные, привычные, традиционные, научные и прочие современные ему причинно-следственные связи» и, в-третьих, «отказ от абсолютизации познавательных возможностей, при которой исследователь, движимый идеей понять истоки того или иного явления, игнорирует природу самого явления»[15].
Третье понятие, введенное Эдмундом Гуссерлем, - это понятие интерсубъективности. Он пишет, что познающий субъект, хотя и став в результате феноменологической редукции чистым ego, не становится неким solus ipse. Напротив, мир, который он обретает как феномен, не просто мир, а интерсубъективный мир, в котором существуют другие, внеположные познающему субъекту Я, alter ego[16]. Таким образом, здесь Гуссерлем была сформулирована проблема, ставшая одной из важнейших проблем феноменологии в качестве метода гуманитарных наук, - проблема понимания Другого.
Одним из возможных методов, при которых возможно понимание другого, историческая феноменология считает метод беспредпосылочной герменевтики, имеющий целью «историческую реконструкцию смысла слова для понимания ценностных ориентиров как индивида, так и общества»[17].
Понятие, тесно связанное с интерсубъективностью, - жизненный мир (Lebenswelt). Жизненный мир - это некая естественная установка, не подверженная обычно рефлексии. Гуссерль описывает это следующим образом: «Человек, живущий в этом мире,… может ставить все свои практические и теоретические вопросы, лишь находясь внутри этого мира…»[18].
Благодаря этому понятию применительно к исторической науке новый смысл обретает феноменологическая редукция. Это воздержание от установок, присущих жизненному миру исследователя. Делается это для того, чтобы попытаться понять источник, созданный в рамках другого жизненного мира с совершенно иными установками, стереотипами и ценностями. Таким образом, именно на основе этих четырех понятий и складывается методология исторической феноменологии. Это направление в исторической науке стремится, избежав крайностей позитивизма и релятивизма, создать «описание мифа и реконструкцию его причинно-следственных связей в первоначальной семантической оболочке»[19], причем применительно к самым разным проблемам на основе разнообразных источников.
А теперь зададим себе вопрос: могут ли кратко сформулированные выше методологически понятия и стоящие за ними принципы служить основой развития теории и практики феноменологии документа? На наш взгляд положительный ответ очевиден.     





[1] Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994. С. 76-77.
[2] См., например, Савин В.А. Документ – архивный документ – исторический источник – памятник истории и культуры: проблемы проявления сущностных характеристик // Архивоведение и источниковедение отечественной истории. Проблемы взаимодействия на современном этапе: Доклады и тезисы выступлений на второй Всероссийской конференции 12-13 марта 1996 г. М., 1997. С. 181-188, Савин В.А. Феноменология документа: постановка проблемы // Вестник архивиста. 2001. № 1. С. 168-174.  
[3] Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // Вопросы истории. 2001. № 9. С. 44.
[4] Использованы материалы сайта «Husserliana по-русски» [электронный ресурс]. Режим доступа:  http://husserliana.narod.ru/. Заголовок с экрана.
[5] Брентано Ф. Избранные работы. М., 1996. С. 33. 
[6] Гуссерль Э. Логические исследования. Исследования по феноменологии и теории познания. Собр. соч. Т. 3 (1). М., 2001. С. 346.
[7] Там же. С. 347. 
[8] Там же. С. 349.
[9] Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философия. Философия как строгая наука. Минск; М., 2000.
[10] Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., 1999. Кн. 1: Общее введение в чистую феноменологию. § 88.
[11] Там же. § 84.
[12] Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. СПб., 1913. Вып. 2. С. 377.
[13] Гуссерль Э. Формальная и трансцендентальная логика // Зарубежная феноменология и экзистенциализм. Ч. 2. С. 8.
[14] Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., 1999. Кн. 1: Общее введение в чистую феноменологию. § 32; Гуссерль Э. Картезианские размышления // Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философия. Философия как строгая наука. Минск; М., 2000. С. 345 - 348.
[15] Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // Каравашкин А.В., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии: Трудный путь к очевидности. М., 2003. С. 326 - 330; Юрганов А.Л. Источниковедение культуры в контексте развития исторической науки // Россия XXI. 2003. № 4. С. 75 - 76.
[16] Гуссерль Э. Картезианские размышления // Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философия. Философия как строгая наука. Минск; М., 2000. С. 345 - 348.
С. 433 - 437.
[17] Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии: Трудный путь к очевидности. М., 2003. С. 332.
[18] Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология: Введение в феноменологическую философию // Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философия. Философия как строгая наука. Минск; М., 2000. С. 603.
[19] Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии: Трудный путь к очевидности. М., 2003. С. 334.

№ 4.

Феноменологическая социология


Понятие «феноменологическая социология»


           Феноменологическая социология возникает в 60-70-е гг. нынешнего столетия на базе получившей в начале века распространение феноменологической философии. Основателем феноменологической философии был Эдмунд Гуссерль (1859-1938), главные труды которого появились в конце XIX - начале XX вв. Развивая радикальные концепции, он ставил своей задачей создание философии, которая обращалась бы к корням нашего знания и опыта, считая, что научное знание все более отрывается от повседневности - источника наших познаний, и что феноменология способна восстановить эту связь. Полвека спустя социологи использовали тот же самый аргумент, направив его против устоявшейся социальной теории, в частности, против структурного функционализма, утверждая его оторванность от социального опыта и социальной жизни.
              Одной из главных черт феноменологического подхода в философии явилось введение понятия "феноменологической редукции" (иногда называемого "выведением за скобки" или в более специальной литературе - "epoche"), смысл которого состоит в имплицитном предположении о том, что мир вокруг нас есть творение нашего сознания. Конечно, внешний мир существует объективно, но для нас он начинает иметь значение только через осознание его. Мир, который мы воспринимаем, становится миром внутри нас. Задачей каждого ученого, а тем более социолога, является не столько постижение реального (внешнего) мира, сколько исследование путей и способов, которыми мы структурируем этот мир в нашем сознании. Феноменологическая редукция оказывается инструментом, позволяющим нам сделать это.
            Феноменологическая социология и этнометодология используют эти философские построения и обобщения, делая их исходной точкой анализа общества. Несмотря на это, они вписываются в круг проблем, являющихся предметом нашего внимания, что позволяет рассматривать их как виды теорий личности и действия. К тому же в социологической форме феноменология потеряла многие свои интересные аспекты, став теорией познания, сознательных проявлений, тогда как сам Э. Гуссерль концентрировал свое внимание на более широком спектре проблем: эмоциях, воображении, галлюцинациях и т. д.

Феноменологическая социология А. Шюца


Большое воздействие на развитие ряда разделов современной социо­логии Запада оказала так называемая феноменологическая социология, оригинальная версия которой была разработана австрийским (до 1938 г.) философом и социологом, профессором социологии нью-йоркской школы социальных исследований  Альфредом Шюцем (1899-1959).
Опираясь как на учение Э. Гуссерля, так и на идеи М. Вебера, Дж. Г. Мида, А. Бергсона, У. Джеймса, Шюц в своем основном труде «Феноменология социального мира» (1932) выдвинул собственную концепцию понимающей социологии, пытаясь решить применительно к сфере социального знания по­ставленную Гуссерлем задачу - восстановить связь абстрактных научных по­нятий с жизненным миром, миром повседневного знания и деятельности.
Эта новая социология оказа­лась, по сути дела, систематическим описанием, с точки зрения дейст­вующего индивида, структур социального мира, каким он является в ходе и посредством самой этой деятельности, или, другими словами, она оказалась систематическим описанием познания социального мира в процессе деятельности. Подходя с этой последней точки зрения, со­циологию Шюца по сраведливости можно назвать социологией позна­ния. Шюц проводил свою позицию весьма последовательно, просле­живая процесс социального познания от субъективно подразумеваемо­го смысла изолированного действия до претендующих на объектив­ность понятий социальных наук. Тем самым он пытался связать науку со здравым смыслом, с миром повседневного знания и опыта (некото­рые из вариантов феноменологической социологии, основывающиеся на идеях Шюца, не случайно носят имя "социологии повседневности"). Выявление такой связи крайне важно, но в то же время и опасно, ибо оно лишает науку свойственной ей ауры объективности и исключи­тельности и показывает, что обыденное и научное познание социаль­ного мира в принципе неразделимы. Научное познание тем самым релятивизируется. В обнаружении, систематическом анализе и изложе­нии этого достаточно двусмысленного факта состоит главная заслуга Шюца в области теоретической социологии.
Из многочисленных философских и социологических концепций  Шюца остановимся на трех, оказавших наибольшее влияние на позд­нейшее развитие. Первая — это концепция природы объективности социального мира, вторая — концепция рациональности социального взаимодействия, третья — концепция повседневной реальности как реальности высшего порядка.
Размышления о природе объективности социального мира Шюц начинает с констатации кардинального факта несовместимости пози­ций, точек зрения Я и другого. Каждая индивидуальная позиция опре­деляется тем, что Шюц именует биографической ситуацией индивида. Биографическая ситуация определяется обстоятельствами рождения, взросления, воспитания, разнообразными религиозными и идеологи­ческими воздействиями и т.д. Для каждого индивида она уникальна, и именно она превращает "мир вообще", как общую для всех живущих реальность, в "мой собственный мир" каждого конкретного человека. Кроме того, биографическая ситуация создает для каждого особенную перспективу видения, где индивид оказывается как бы центром мира, "отсчитывающим" и организующим каждую интерпретацию, каждый акт понимания, исходя из и относительно этого центра.
Вместе с тем все биографические ситуации имеют между собой не­что общее: ведь они представляют собой продукт истории не только индивидуального ознакомления с миром, но и усвоенной в ходе обра­зования и воспитания "всеобщей истории" предметно-смыслового ос­воения мира. Поэтому, как говорит Шюц, каждый из моментов моего опыта, "осажденного" в биографической ситуации, с самого начала типичен, т.е. заключается в горизонте возможных подобных этому моментов опыта. А уже разделение индивидуального и общего, отбор типизирующих признаков, вообще видение чего-то в качестве общего, а чего-то в качестве особенного — это задача моей собственной ак­тивности. Источником этой активности, согласно Шугну, является мой практический интерес и "релевантность" явления, с точки зрения моих практических целей, которые, в свою очередь, определяются перспективой моих отношений с миром, моей уникальной биографической ситуацией.
Таким образом, индивид видит мир частью обобщенно (по терминологии Шюца, в типических его характеристиках), частью — в его индивидуальных свойствах. Но в каждом случае видение в целом уникально и неповторимо и (это главное) не гарантирует надежное взаи­мосогласованное протекание сложных человеческих взаимодействий.
Тем не менее, сложнейшие взаимодействия имеют место и протека­ют успешно. Повседневное мышление, пишет Шюц, преодолевает различия индивидуальных перспектив с помощью двух главных идеа­лизации.
1. Идеализация взаимозаменяемости точек зрения: «Я считаю само собой разумеющимся и предполагаю, что другой считает также, что, если я поменяюсь с ним местами и его "здесь" станет моим, я буду на­ходиться на том же самом расстоянии от объектов и видеть их в той же самой типичности, что и он в настоящий момент, более того, в пре­делах моей досягаемости будут находиться те же самые вещи, что у него сейчас»
2. Идеализация совпадения систем релевантности: «До тех пор, пока не доказано обратно, я считаю само собой разумеющимся — и пола­гаю, что другой считает также, — что различие перспектив, порожда­емые нашими уникальными биографическими ситуациями, несущест­венны с точки зрения наличных целей любого из нас, и что он и я (т е "мы") полагаем, что отбираем и интерпретируем потенциально и ак­туально общие объекты и их характеристики тем же самым или, по крайней мере, "эмпирически тем же самым", т.е. тем же самым с точ­ки зрения наших практических целей способом».
Согласно Шюцу, эти две идеализации являются орудием типизации объектов с целью преодоления и "снятия" черт своеобразия личного опыта. Ее постоянное применение порождает такое представление об объектах, которое лишено "перспективной" природы, свойственно ка­ждому, т.е. никому в частности. Это анонимное, ничье знание. Оно же воспринимается участниками взаимодействия как объективное, т.е независимое от меня и моего партнера, от того, как мы по-особенному видим мир, от нашей биографической ситуации и наших практических целей.
Другими словами, в результате применения этих идеализации воз­никает ощущение объективности воспринимаемого и концептируемого, общего мне и моим партнерам мира. Это и есть мир повседневной жизни в его самых общих характеристиках, как он воспринимается в согласии подавляющим большинством социальных индивидов. Это наш привычный "социокультурный мир". По своему генезису наши представления о нем имеют социально (т.е. посредством межчеловече­ских взаимодействий) детерминированный характер. Но в сознании са­мих индивидов он выступает как объективный, независимо от них са­мих существующий мир. Поэтому можно сказать, что объективность социального мира есть рефлексивный, социально организованный фе­номен.
Социальным взаимодействием, следовательно, будет являться то взаимодействие, которое основывается на представлениях, имеющих определенный уровень типичности. Типизируются мотивы участни­ков, типизируются, согласно мотивам, личности участников, само вза­имодействие воспринимается его участниками как типическое. В по­вседневной жизни в большинстве случаев мы имеем дело не с людьми, а с типами.
Повседневная реальность вообще, согласно Шюцу, является реаль­ностью особого рода. Как это понимать? Выдвигая концепцию мно­жественности реальностей, Шюц опирается на идею американского философа и психолога У. Джемса о существовании многообразных миров опыта, единственным критерием реальности которых служит психологическая убежденность, вера в их реальное существование. Джеме говорит о мире физических объектов, мире научной теории, мире религиозной веры и т.д.
Шюц говорит об этих же явлениях, называя джемсовские "миры опыта" "конечными областями значений", которым люди могут при­писывать свойство реальности. "Мы называем конечной областью значений, — пишет Шюц, — некоторую совокупность данных нашего опыта, если все они демонстрируют определенный когнитивный стиль и являются — по отношению к этому стилю — в себе непротиворечи­выми и совместимыми друг с другом". Эти конечные области значений: мир научного теоретизирования и т.д.
К понятию когнитивного стиля, конституирующего тот или иной "мир", относятся следующие характеристики:
(а) особая форма активности сознания (напряженное бодрствова­ние, спокойствие созерцания, пассив­ность во сне и т.д.);
(б) преобладающая форма деятельности (физическая работа, дея­тельность мышления, эмоциональная активность, работа воображения);
(в) специфическая форма личностной вовлеченности (участвует в данной сфере человек как целостная личность или фрагментарно);
(г) особенная форма социальности (специфика переживания друго­го или других, специфика протекания взаимодействий);
(д) своеобразие переживания времени.
Следуя этим пунктам, Шюц выделяет специфику каждой из сфер реальности, т.е. конечных областей значений. Конечны эти области в том смысле, что между ними нет прямого перехода, прямой коммуни­кации, переход из одной в другую предполагает скачок, перерыв по­степенности и своеобразное шоковое переживание.
Возьмем повседневность как особую сферу реальности. Для нее ха­рактерно:
(а) бодрствующее напряженное внимание к жизни как форма ак­тивности сознания;
(б) в качестве преобладающей формы деятельности — выдвижение проектов и их реализация, вносящая изменения в окружающий мир, Шюц квалифицирует ее как трудовую деятельность и говорит, что она играет важнейшую роль в конституировании повседневности;
(в) трудящееся Я выступает как целостная, нефрагментированная личность в единстве всех ее способностей;
(г) как особенная форма социальности выступает типизированный мир социального действия и взаимодействия;
(д) как своеобразная временная перспектива — социального орга­низованное и объективированное стандартное время, или трудовое время, или время трудовых ритмов. -— Можно подвести итог, дав общее определение повседневности, как она понимается Шюцем. Повседневность — это сфера человеческого опыта, характеризующаяся особой формой восприятия и переживания мира, возникающей на основе трудовой деятельности. Для нее харак­терно напряженно-бодрствующее состояние сознания, целостность личностного участия в мире, представляющим собой совокупность не вызывающих сомнения в объективности своего существования форм объектов, явлений, личностей и социальных взаимодействий.
Для того, чтобы лучше понять специфику повседневности, взгля­нем через эти же "очки" на любую другую из конечных областей зна­чений, например на мир фантазии. Сюда может быть отнесено мно­гое: и простое "фантазирование", и измышленная реальность литера­турного произведения, и мир волшебной сказки, мифа и т.д.
Все они по всем параметрам отличаются от мира повседневности. В них превалирует совсем иная форма деятельности — не труд, мотиви­руемый окружающим миром и воздействующий на его объекты. Нап­ряженно-бодрствующая установка сознания заменена созерцательной, воображающей. Человеческое Я не реализуется в этом мире полностью, практиче­ски-деятельная его сторона остается не участвующей. Качество соци­альности этого мира снижается: в предельном случае коммуникация и понимание продуктов фантазии вообще невозможно. Наконец, здесь совсем иная временная перспектива: фантастика не живет в трудовом времени, хотя и может быть локализована в личностном и социо-историческом времени.
Мы не будем вдаваться в детали; важно, что буквально все характери­стики мира фантазии обнаруживают дефицит каких-то качеств, свойст­венных миру повседневности: внимания к жизни, деятельности, личностности, социальности. Отсюда можно сделать вывод, что мир фантазии представляет собой какую-то трансформацию мира повседневности, а не независимую по отношению к ней и равноправную с ней реальность. То же самое можно сказать и в отношении других "конечных сфер": мира душевной болезни, мира игры, мира научной теории. Анализ показыва­ет, что, являясь одной из сфер реальности, одной из конечных областей, повседневность первична по отношению к другим сферам. Шюц говорит поэтому о реальности повседневной жизни как верховной реальности, по отношению к которой прочие являются квазиреальностями.
В заключение рассмотрим, как понимает Шюц такую важную для нас сферу, как научное теоретизирование в его взаимоотношениях с повседневной жизнью.
Здесь исследователь также сталкивается с рядом "дефицитов". Пре­жде всего, конечно, дефицит деятельности. Теоретик именно в своей роли теоретика не испытывает воздействий внешнего мира и сам на него не воздействует. Его установка чисто созерцательная. Конечно, правильно говорят, что нет ничего более практичного, чем хорошая теория. Но вопрос применения теории — это вопрос, относящийся к компетенции либо самого теоретика, либо других людей уже в другой сфере — в сфере повседневных целей, задач, проектов.
Кроме того, дефицит личности. Физическая и социальная личность теоретика практически выключены, когда он занимается теоретизи­рованием. Он в это время и везде, и нигде, его личная перспектива от­сутствует. Его конкретное физическое местоположение, физическая конституция, пол, возраст, социальное положение, воспитание, харак­тер, религия, идеология, национальность — все это не имеет отноше­ния к решаемой научной проблеме.
При этом складывается своеобразная временная форма. Как для теоретика не существует "здесь", так не существует и "сейчас". Если проблема должна быть решена "сейчас" (ибо за это, скажем, будет присуждено профессорское звание), то тем самым она изымается из контекста теоретизирования и помещается в контекст повседневно­сти, а ученый оказывается выступающим в роли повседневного деяте­ля. В теоретическом же контексте проблема стоит вне времени (и про­странства) — сама она и ее решение действительны для любого времени (и места). Именно эта его вневременность придает научному теоре­тизированию свойство обратимости, в отличие от необратимости про­дуктов деятельности в повседневной жизни.
Однако в отличие, например, от области фантазии сфера научного теоретизирования определенным образом социально структурирова­на. Проблема, над которой работает теоретик, определяет систему его релевантности, диктует, какие разделы знания являются более, какие менее важными. Здесь существуют типические проблемы и типиче­ские решения. Существует социальное распределение знания — име­ются эксперты в определенных областях. Научная терминология (по­нятия-типы) выполняет функции коммуникативного посредника в мире научного теоретизирования.
Имеется, следовательно, определенное сходство в структурной орга­низации мира повседневности и мира научного теоретизирования. Но за этим сходством — фундаментальное различие, состоящее в том, что, го­воря словами Шюца, "теоретизирующее Я одиноко, у него нет социаль­ного окружения, оно стоит вне социальных связей". Отсюда сле­дует важнейшая проблема: "Как одинокое теоретизирующее Я находит доступ к миру трудовой деятельности (т.е. к миру повседневности — Л.И.) и делает его объектом теоретического созерцания?" .
Нужно сказать, что сам Шюц удовлетворительного ответа на этот вопрос не дал, он сам не нашел решения сформулированного им пара­докса. Его предложения в области теории социальных наук не выхо­дят далеко за рамки традиционного натуралистического подхода. Иск­лючение представляют два соображения. Первое: предложение рас­сматривать научные понятия как "типы второго порядка", т.е. как ти­пы повседневных типов. Второе: включение в число требований к на­учной теории так называемого постулата субъективной интерпрета­ции, состоящего в том, что "все научные объяснения социального ми­ра ... должны соотноситься с субъективными значениями действий че­ловеческих индивидов, из которых и складывается социальная реаль­ность". Это требование напоминает идею субъективной адек­ватности, характерную для методологии У. Томаса. Важное само по себе, оно, тем не менее, не стало методологическим нововведением.
Формулируя же различия между собственно феноменологией и социо­логией, Шюц акцентировал внимание на том, что «феноменологу... нет дела до самих объектов. Его интересуют их значения, конституированные деятельностью нашего разума».
В итоге для феноменолога, в отличие от социолога, данные опыта представляет собой самоданность объекта в опыте феноменолога. Социо­лог же черпает данные из иных источников, нежели его собственный ин­туитивный опыт.
Анализ свойств обыденного мышления и деятельности явился, пожа­луй, самым значительным достижением феноменологически ориентиро­ванной социологии Шюца. Он показал и доказал, что наиболее полно и последовательно человеческая субъективность реализуется в мире повсе­дневности. Повседневность - одна из сфер человеческого опыта, характе­ризующаяся особой формой восприятия и осмысления мира, возникающей на основе трудовой деятельности.
Социология Шюца не только существенно разнообразила спектр на­личных версий социологического теоретизирования на Западе, но и сумела явно обозначить принципиально нетрадиционные исследовательские гори­зонты.
Развитие феноменологической социологии после Шюца ознамено­валось огромным количеством работ его учеников и последователей, носящих в основном либо популиризаторский, либо эпигонский характер. Важным достижением, однако, стала разработка концепции так называемой этнометодологии.

Список литературы

1.      Очерки по истории теоретической социологии ХХ столетия (от М.Вебера к Ю.Хабермасу, от Г.Зимеля к постмодернизму)/ Ю.Н.Давыдов, А.Б.Гофман, А.Д.Ковалев и др. – М.:Наука, 1994. – 380 с.
2.      История социологии: Учеб.пособие/ А.Н.Еслуков, Г.Н.Соколова, Т.Г.Румянцева, А.А.Грицанов; под общ. Ред. А.Н.Еслукова и др. – 2-е изд., перераб. И доп. _ Мн.: Выш. шк., 1997. – 381 с.

№ 5.

Феноменология - гештальт-подход 

Сделаем резкий поворот в другую сторону от Древней Индии, от философии Востока в Европу – в конец XIX – начало ХХ века. Нас будут интересовать философские идеи, принадлежащие немецким, французским и скандинавским мыслителям, образующие взаимосвязанную систему феноменологических и экзистенциальных воззрений, которые принято считать источниками и корнями гештальта. Исторически и географически эти корни очень далеки от древней Индии, но они связаны глубинным родством; нам было удивительно и приятно заметить перекличку идей. Так что они рассматриваются последовательно не случайно и не только в связи с их отношением к Гештальту.
Перлз любил щеголять невежеством. Мог в статусной компании ради эпатажа прикинуться этаким простачком, дурачком, который вообще ничего не знает, обозвать философствование слоновьим дерьмом и т.д. Тем не менее он был доктором философии и медицины. О большинстве идей, которые сейчас будут обсуждаться, он, безусловно, читал, слышал и думал – ведь речь идет о его современниках; мы имеем ввиду «культурную ванну»,подаренную Перлзу венской, берлинской средой, в которой он сформировался как специалист. Впрочем, может быть, еще важнее то, что он просто был человеком своей эпохи и разделял те сложности, которые она принесла очень многим.
Народившийся ХХ век принес человечеству огромное количество перемен, которые копились исподволь, но многими были осознаны как-то резко, рывком в ходе и после Первой мировой войны. Позволим себе перечислить некоторые.
Простые, небольшие человеческие сообщества, принадлежность к которым определяется судьбой и живой преемственностью (традиционная семья, ремесленный союз, городская община) и дававшие человеку чувство определенности и защищенности, если не распались совсем, то очень изменились: традиционная общность заменилась на свободно возникающие связи с остальными членами сообщества. Многие считали «приступ мирового одиночества» (Бубер М., 1995, с.192) платой за освобождение от традиции.
Произошло своего рода отторжение человека от своего творения, материального и мысленного. Не только техника, машины, созданные как инструмент, сделали человека своим слугой и придатком, но и процесс производства и потребления в значительной степени вышел из-под контроля человека, что переживалось многими с чувством беспомощности, потерянности в усложнившемся и поляризованном мире.
Первая мировая война положила конец иллюзиям многих европейцев о Золотом веке, построенном на разуме, и ясно доказала, что человек также находится в поле иррациональных сил, лишь с иду определяемых человеческой волей, на самом же деле обрекающих живое а уничтожение, вне зависимости от того, в каком лагере они находятся.
Вызов среды понятен. Философы, а за ними практики (в том числе Ф. Перлз) отвечают на вызов усилиями, чтобы определить место и сущность человека в этом мире – его долг и свободу, силу и бессилие, ответственность и страх, близость и отчуждение; понять то специфически человеческое, что им движет. Философией этого движения стал экзистенциализм, а методом познания – феноменология.
Итак, феноменология. Слово «феномен» принадлежит Платону. Платон в юности своей много путешествовал по Ближнему Востоку, Египту, потом по Греции. Интересовался философскими корнями религий, пытаясь по-своему осмыслить мироздание. Основал свою школу в Афинах, написал знаменитую «Диалектику». Ее основой явилось сопоставление двух больших групп явлений, на которые он разделил все видимые и невидимые сущности на свете: феноменов и ноуменов. Феномен – это видимое, внешнее, явное, доступная нашим наблюдениям субстанция. Как правило, поскольку она хорошо доступна наблюдениям, она доступна и нашему уму, который этими наблюдениями оперирует. Ноумен – идея, которая лежит в основе каждой вещи, в основе каждого феномена. Это скрытая, во многом непознаваемая, его идеальная сущность. Ноумен, согласно Платону, первичен по отношению к феномену, является его причиной; феномен – только его отражение. Аристотель оставил ноумен в покое, обратив основное внимание на качества феномена, на то, из какой материи феномен сделан и что с ним происходит. Этот практичный подход – «из чего состоит» и «что происходит» - стал пращуром науки и технического развития человечества, символами которого нам кажутся Эйфелева башня и двигатель внутреннего сгорания. Платон отошел во «владение Церкви». Гегель возвращается к диалектике и превращает феноменологию, науку о явных свойствах вещей, в науку о развитии сознания, духа – удел академических философов. К началу ХХ века она, в силу кризиса в естествознании, связанного с позитивизмом, стала нужна практикам, в том числе психологам и психиатрам, занимавшимся проблемами, связанными с человеческой субъективностью для научного исследования удобно было иметь дело с вещами точными, тонкими и воспроизводимыми, с тем, что можно было взвесить, измерить и сравнить. Психология в этом смысле очень страдала, поскольку обращалась к вещам уникальным и личным, взвесить и разложить которые очень трудно. Как можно измерить чувства: глубину печали человека, меру нежности к матери или ценности, привязанности, предпочтения; глубину религиозного отношения или степень веры в святость собственности? Как сравнить эти вещи, как их разложить и анализировать? В общем, очень трудно. Мало того, что для этих феноменов невозможно придумать измерительный инструмент, чтобы их сравнить, они еще и невоспроизводимы. Сегодня моя печаль одна, завтра она другая, причем совершенно независимо от того повода, по которому она возникла, она разная.
Больше того, человеческие переживания тесно и в высшей степени неоднозначно связаны с другими людьми, их исследование соотносится с социальным контекстом, нюансы которого еще более изменчивы и многоплановы; их практически невозможно с точностью повторить в лабораторном эксперименте.
Упорствующие в материализме правнуки Аристотеля, больше всего любившие поломать голову над вопросом «почему происходит», столкнулись вплотную с иррациональностью субъективного мира и не получили ответа на свой вопрос. Феноменологией просто воспользовались как методом, как практическим подходом для работы с субъективными переживаниями. Их очень важно описать. Описать подробно, но не так, как в романах. Потому что, вообще говоря, Х IХ век – век романов. Описаний человеческих переживаний и отношений было накоплено «выше крыши». Ни один самый тонкий психолог не воспроизведет того богатства чувств, как это сделала художественная литература того времени. Но вот они не годились. Не годились чем? Каждое из описаний несло клеймо идей и пристрастий автора.

Итак, субъективные параметры человеческого бытия надо было описать. Описать, избегая домыслов. Избегая в этом описании себя, как вносящего свои признаки, свои категории и за счет этого – искажающие. Описать, избегая собственных интерпретаций. Их надо было выделить, отграничив от других, и назвать понятными для коллег именами и сгруппировать на основе описания. Не на основе моих размышлений или рассуждений об этом предмете, а только на основе описания, поскольку как только я начинаю вводить причинность (например: эти явления аналогичные, потому что они происходят от одного и того же источника), я нагружаю явления своими представлениями об источнике, из которого они происходят; эта группировка может быть истинной, а может быть и ложной. Как только я окрашиваю описание моральной оценкой, я ввожу описываемого человека в круг определенных долженствований и сужу, насколько он им соответствует; а ведь совсем неизвестно, насколько мои представления соответствуют его картине мира. Не будет ли мое описание искаженным, если делать его через очки моих пристрастий? Описать на основе доступных внешнему наблюдению характеристик, беспристрастно? Но мои возможности видеть и наблюдать столь несовершенны… Может быть, прибегнуть к помощи оборудования? Этими вопросами терзались многие психологи в начале ХХ века. Давайте посмотрим, как им удалось выбраться из тупика.
Предположим, мы описали, сгруппировали. И назвали некую совокупность феноменов, например, выяснили: этот человек – страдает. Это статус, состояние: положение на сейчас. Он дает ответ на вопрос «что происходит». Через 10 минут наш страдалец уже смеется (радуется). А что, собственно, произошло? Следующей за описанием наблюдаемой совокупности феноменов (статуса) необходимый шаг – описание процесса перехода от одного состояния к другому. Мы наблюдаем феномены в процессе их изменений, и подчас нам бывают важнее особенности того, как существует, изменяется и исчезает данный феномен, чем то, что именно он собой представляет. Вопрос, «как происходит» тот или иной процесс, как проживается то или иное состояние, и представляется нам самым важным практическим приложением феноменологии.
Далее перечислим тех, кто работал в этом направлении и создал ту феноменологию, которая на сегодняшний день дает гештальт-терапии гордо называться терапией феноменологического и процессуально-ориентированного толка. Назовем их имена и кратко опишем основные идеи.
Франц Брентано (1838 - 1917) считается предшественником как феноменологии, так и экзистенциализма. Именно он предлагает использовать описательную психологию, где «как?» предшествует «почему?». Другой его вклад – уточнение самого понятия «субъективность». Философский спор, в котором субъективное восприятие противопоставлялось некоему независимому от наблюдателя объективному миру, и попытки «объективизировать» процесс восприятия казались вечными. И вот эта структура дает первую трещину. На вопрос: «Является ли человеческое сознание объективным фактором? Может ли оно быть объективным регистратором всей полноты, всей массы сигналов, идущих из внешнего мира?» Ф. Брентано отвечает: «Нет!» В принципе не может. У него другая функция. Сознание не работает регистратором, оно не работает пассивным приемником, пусть сколь угодно совершенным. Оно работает маяком. Как маяк направленным пучком света выхватывает из темноты окружающего то одно, то другое, так и сознание – из всего того, что человек может наблюдать, оно выхватывает направленным вниманием только те феномены, которые в этот момент человеку зачем-то нужны, чем-то созвучны. Человеческое сознание имеет направленность (Ибрагимова М.Л., 1998). Для ее описания Брентано пользуется словом «интенциональность», о котором мы будем говорить в параграфе, посвященном экзистенциализму. Итак, любое восприятие субъективно, через голову не перескочишь. Стало быть, субъективны и все концепции, с помощью которых сознание опосредует наблюдения. Увы, никогда человеку не поймать синей птицы – истины в последней инстанции.
Эдмунд Гуссерль (1859 - 1938) полагает, что величайший исторический феномен – человечество, борющееся за самопонимание. Его собственный вклад в эту борьбу – первая завершенная работа по феноменологической психологии. Гуссерль (Гуссерль Э., 1913) призывает вернуться от размышлений о вещах к самой вещи, то есть к тем фактам, которые существуют на уровне восприятия. Воспринимаемое – очевидная данность, ваши размышления по этому поводу – это ваши размышления, это глубоко индивидуальная «штука». И он настаивает на том, что каждый человек проживает свою жизнь абсолютно уникальным образом. Нет воспроизводимого опыта. Каждый ценен и самодостаточен сам для себя и сам по себе. Гуссерля глубочайшим образом волнует вопрос, что же специфически человеческого в природе человека. Ведь даже то, что в человеке общее с другими живыми существами – например, голод – не тоже самое, что голод животного. Проблема антропологии – учит школа Гуссерля – вопрос специфической целостности и специфической структуры. Более того, сущность человека бесполезно искать в изолированных индивидах, ибо ей соответствует связь между человеком и окружающим его обществом других людей. Он утверждает, что если мы хотим узнать специфическое в человеке, нам придется разбираться в структуре этой связи: связи уникальной целостной жизни и уникальной жизни других.
Макс Шелер (1874 - 1928) столь же сильно пытается понять человеческую специфичность. Он делает акцент на динамике, становлении человеческого духа в противопоставлении с инстинктами и считает квинтэссенцией человека способность направлять энергию инстинкта на цели, к которым его ведет дух. Его взгляды находятся под сильным влиянием З. Фрейда. Взаимодействие духа и инстинктов приковывает его внимание к эмоциям. Он создает феноменологию чувств и говорит о том, что, сколько ни наблюдай внешние проявления чувств другого человека, сколько ни изучай закономерностей связи между чувствами и мимическими реакциями или другими их проявлениями, все равно никогда не поймешь другого человека в точности так, как он проживает это. Человеческие чувства другого становятся доступны для моего сознания не благодаря чувственному зрению, а благодаря понимающему, рассматривающему, переживающему зрению. Только через симпатию, интуицию, через собственную эмоциональность, через тот резонанс, который у меня возникает, поскольку я тоже человеческое существо, я могу понять чувства другого. Но никогда не идентично тому, что проживает этот человек (Шелер М., 1994). По сути, речь идет еще об одном источнике феноменологического исследования: наблюдение феноменов собственного существования в связи с процессом, происходящим с другим человеком, позволяет мне сориентироваться в том, что с ним происходит.
Мартин Бубер (1878 - 1965), человек, проживший необыкновенно длинную жизнь, поэт, философ, религиозный мыслитель. Прямого отношения к психологии не имел, но его знаменитая книга «Я и Ты» (1923), касающаяся отношений человека и Бога (Бубер М., 1995), вводит нас непосредственно в мир феноменологии контакта, контакта человек – человек. Бубер противопоставляет захватывающие прямые, личные, непосредственные отношения «Я - Ты» и наблюдающие, анализирующие отношения «Я - Оно». Первое – в высшей степени субъективно, эмоционально, близко до растворения одного в другом; второе позволяет изучать, накапливать сведения, опыт. Между ними такая же разница, как между ситуациями, описываемыми с помощью глаголов «быть» и «иметь»:быть можно только целиком; нельзя быть чуть беременной; иметь денег, или книг, или отношений можно сколько угодно. «Я - Ты» целостно и неисчислимо; «Я - Оно» позволяет ориентироваться в степени, количестве. «Иметь», «Я - Оно» - относится к миру материальных объектов. «Быть», «Я - Ты» - к сфере духовного, к таинству. В сфере человеческих отношений «Я - Ты» имеет отношение к любви, к познанию через целостность; это – истинный диалог. Но в наступающем слиянии познания уже нет. Без «Я - Оно» нет накопления опыта, «Я» не становится полным «Я». Как в любой системе противоположностей здесь очевидна невозможность существования одних отношений отдельно от других.
Из других многочисленных феноменологических трудов, пожалуй, стоит выделить важные для гештальтистов работы Мориса Мерло-Понти (Мерло-Понти М., 1996) и Эжена Миньковского, касающиеся значения кинестетических и осязательных сигналов в феноменологии восприятия. Благодаря этим трудам выяснилось, что телесные ощущения – самое раннее из того, что человек переживает в процессе онтогенеза, и осязание – то, что непосредственно ведает прикосновением одного человека к другому, оказывается принципиально важно для процессов целостного переживания и запоминания, несмотря на то, что на их долю приходится сравнительно малый объем информационного потока. Особенно важными оказываются кинестетические сигналы, поступающие в результате движений (по С. Гингер, 1999). С их утверждениями вполне совпадает вера гештальтистов в необходимость действия, движения, как для актуализации переживаний, приходящих в результате воспоминаний, так и для закрепления решений на будущее, которые человек декларирует.

Итак, что делает гештальт-подход феноменологическим направлением:
Акцент на видимом, на явном, на доступном наблюдению в большей мере, нежели на углубление в происхождение, причины вещей.
Признание субъективности и иррациональности нашего восприятия мира.
Внимательное и любопытствующее уважение к собственной уникальности и уникальности переживаний другого. На этом базируется гештальтистская заповедь, призывающая слушать, описывать, переживать, а не интерпретировать. Интерпретация субъективной позиции другого всегда субъективна, а значит, с той или иной вероятностью содержит искажения.
Ориентация на процессуальные феномены в большей мере, нежели нюансы ситуации и ее причины (приоритет «как» над «что» и «почему»).
Диалогический подход к терапии, с переходами позиции терапевта от чувственного «Я - Ты» к наблюдающему «Я - Оно».
Восприятие человеческой специфичности как результата целостности и специфической структуры отношений между человеком и окружающим его обществом других людей.
Убеждение, что субъективное переживание понимается и узнается другим только субъективно, при встрече двух людей. Я узнаю о твоих чувствах из наблюдения за тобой и из наблюдения собственных чувств в связи с тобой, в момент нашей встречи. Отсюда такой акцент на отношениях клиента и терапевта, учащегося и группы и т. д.

Литература

Бубер М. Проблема человека// Два образа веры. М.: Республика, 1995
Гингер С., Гингер А. Гештальт-терапия контакта. СПб.: Специальная литература, 1999
Гуссерль Э. Философия как строгая наука. СПб.: Логос, 1911
Ибрагимова М.Л., Психология интенциональных актов / Автореферат канд. диссертации. М., 1998
Мерло-Понти М. В защиту философии. М.: Гуманитарная литература, 1996
Шелер М. Избранные произведения. М.: Гнозис, 1994


№ 6.

Историческая феноменология и феноменология документа:  по пути методологических достижений современной философии


Перед современной наукой о документе стоят труднопреодолимые методологические задачи. Есть надежда, что научные методологические подходы, применяемые в философии, помогут историкам, архивоведам и документоведам в  изучении исторического источника как единственной реальности, несущей в себе собственные и исчерпанные (т. е. самодостаточные) смыслы (Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // Вопросы истории. № 9. 2001. С. 49).
Феномен в феноменологической философии – это непосредственно самообнаруживающаяся данность первичного опыта, или, как определяет М. Хайдеггер, “само-по-себе-себя-показывающее” (Хайдегер М. Бытие и время. М., 1997). Феномен в этом смысле есть не видимость вещи, но ее самоданность, он не предполагает позади себя существование “вещи самой по себе”. Феноменологически вещи суть то, что они суть как вещи опыта. В феноменологии Э. Гуссерля феномен разумеется как непосредственная данность сознания, обнаруживающая себя путем “искажения” естественной установки в феноменологической рефлексии, когда мы обращаем внимание от вещи на свое сознание вещи.
Специфика феноменологии состоит в том, что по своей сути она есть не теоретическая конструкция, но практика особого рода, направленная на раскрытие и осмысление первичного опыта.
Согласно феноменологии, только самоочевидный опыт, т. е. опыт непосредственной самоданности “вещей”, свидетельствует об истине и является законным источником познания. Таким образом, феноменология, по замыслу своего создателя, претендует на статус универсально и аподиктически обосновывающей науки, науки о “первоистоках” знания, выступающей в роли наукоучения по отношению ко всем частным наукам (Гуссерль Э. Феноменология // Зарубежная феноменология и экзистенциализм: Тексты и коммент. Ч. 1. Киев, 1989. С. 24).
Согласно Э. Гуссерлю, феноменологический метод осуществляется исключительно в рефлексии сознания на свою собственную “жизнь”. Овладение такой рефлексией предполагает переход к особой теоретической “позиции”, которая получила название феноменологической установки - самонаправленности сознания в процессе феноменологического исследования.
Феноменологический метод применяется не только в философии, но и в психологии, психиатрии, социологии, других науках. Нашел он свое отражение и в современной методологии отечественной истории в качестве «исторической феноменологии» (см., например, Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998; Опыт исторической феноменологии: Трудный путь к очевидности / А.В. Каравашкин, А.Л. Юрганов. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2003 и др.).
Для исторической феноменологии объектом является источник как интерсубъективная реальность. Задача историка-феноменолога — дать «чужой одушевленности» право на монолог. В этом смысле источник — самоцель познания (Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // Вопросы истории. № 9. 2001. С. 49).
Исследования показывают, что в феноменологической системе «активный документ – хранимый документ (архивный, библиотечный, музейный) – исторический источник – памятник истории и культуры» источник понимается как продукт целенаправленной человеческой деятельности, как историческое (социальное) явление (Медушевская О.М. История источниковедения в Х1Х-ХХ вв. М., 1988. С. 69). Согласно феноменологии документа этот продукт должен быть переработан интенционально. А интенциональность, по Э. Гуссерлю, выражает предметную направленность переживаний сознания, его соотнесенность с предметами опыта. Эта соотнесенность сознания и предмета понимается как смыслообразующая, сознание есть не что иное, как смыслообразование (Гуссерль Э. Указ. соч. Ч. 2. С. 8).
Основу такого понимания источника заложил А.С. Лаппо-Данилевский, который полагал, что «лишь тот исторический материал, который уже подвергнут предварительному исследованию и после такого исследования оказывается пригодным для познания одного или нескольких фактов с историческим значением, становится историческим источником» (Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. Вып. 2. Пособие к лекциям, читаным студентам С.- Петербургского университета в 1910/11 году. С.-Пб.,1913. С. 375). Очевидно, что в действительности подобного рода оценка достигается не сразу, а только посредством достижения непосредственной самоданности “вещей” через интенциональность.
Компаративистский анализ показал, что историческая феноменология и феноменология документа находятся в гармоничной связи, определяемой объектно-предметными отношениями (Савин В.А. Феноменология документа и историческая феноменология: объектно-предметные отношения // Документ в парадигме междисциплинарного подхода: Материалы Второй Всероссийской научно-практической конференции / Под ред. проф. О.А. Харусь. Томск: Том­ский государственный университет, 2006. С. 9-13). В обоих дисциплинах документальный источник выступает предметом анализа в качестве элемента интенционального ряда проявлений документа.
Будущее феноменологии документа, выбравшей междисциплинарность в качестве фундаментального принципа, (см., например, Савин В.А. Документ – архивный документ – исторический источник – памятник истории и культуры: проблемы проявления сущностных характеристик // Архивоведение и источниковедение отечественной истории. Проблемы взаимодействия на современном этапе: Доклады и тезисы выступлений на второй Всероссийской конференции 12-13 марта 1996 г. М., 1997. С. 181-188; Савин В.А. Феномен документа: к постановке проблемы  // Тр. / Рос. гос. гуманит. ун-т. Ист.-архив. ин-т. М., 2000. Т. 35: Архивистика на рубеже веков: XX-XXI. Электронная версия. [Электронный ресурс] // http://iai.rsuh.ru/jubiley/arhivistika/p1.html; Савин В.А. Феноменология документа: постановка проблемы // Вестник архивиста. 2001. № 1. С. 168-174 и др.), на наш взгляд, в значительной мере связано с  методологическими достижениями современной философии.

Опубликовано: Кафедральный вестник (сборник учебно-методических статей). Выпуск № 5. / Под ред. д.и.н., профессора Кириллова А.В. / Кафедра управления персоналом, документоведения и архивоведения факультета социального управления Российского государственного социального университета. -  М.: Компания Спутник+, 2010. С. 140-143.   

№ 7. 

Основы феноменологии документа

Многообразие документов зависит от множества причин, среди которых отнюдь не последнее место занимает наше восприятие. Документ как объект восприятия меняет состояние без демонстрации признаков каких-либо физических изменений. Каждое состояние документа требует идентификации на основе подхода, учитывающего специфику человеческого мышления. В силу очевидности того, что истинная история пишется на основании документов, выработанные на протяжении десятилетий различными научными дисциплинами понятия «документ», «архивный документ», «исторический источник», «памятник истории и культуры» реально отражают ипостаси документа в различных состояниях.  Появление новой парадигмы научного знания вынуждено сопровождается поглощением и трансформацией прежних представлений. Как справедливо отметила  О.М. Медушевская, что архивист в России – прежде всего философ, а потом историк или менеджер[1].
Проблема документального источника восходит к проблеме знания, особенность которого состоит не в том, чтобы видеть или доказывать, а в том, чтобы истолковывать. Но так как задача комментария, по существу, никогда не может быть выполнена до конца, то и прочтение документа безгранично[2]. Что бы обнаружить истоки недавно проявившейся как научной дисциплины  феноменологии документа[3] следует обратить взор на вершины, покоренные мыслителями философии истории, философами, историками, источниковедами, архивоведами.

Феноменология документа и историческая феноменология[4]

Г. Риккерт век тому назад заметил, что философия истории, исследуя историческое мышление, должна исходить не из своих абстрактных представлений о нем, а анализировать сложившуюся практику исторического познания[5]. Что чрезвычайно близко исторической феноменологии.
         Л.П. Карсавин сравнивал работу историка с работой художника и писал о «художественно-творческой конкретизации действительности... как применении символического метода»[6]. Исследуя процесс работы историка, философ писал: «Он «вычитывает» из текста всегда более того, на что текст его уполномочивает. Описание характера исторического героя, его наружности, описание сражения или процессии, народного собрания или заседания парламента всегда конкретнее, чем говорящие о них свидетельства современников». Историк, страдая от недостатка фактических данных,... стремится к возможно большей индивидуализации и конкретизации познаваемого».
Историк обращается с фактами (точнее, конструирует факты), исходя из своего восприятия окружающей его действительности, из своего «видения» и понимания как актуальной, так и исторической реальности, или как отмечал О. Шпенглер: «Мыслитель – это человек, который призван символически изобразить эпоху, как он ее видит и понимает. Он лишен какого-либо выбора. Он мыслит так, как ему должно мыслить, и истинным в конце концов является для него то, что родилось с ним как картина его мира. Он не изобретает ее, а открывает в себе»[7].
Все авторитеты исторической науки утверждали, что центральным, главным и глобально-единственным объектом истории является человек. Марк Блок: «предметом истории является человек. Скажем точнее – люди»[8], Болинброк: «человек есть предмет любой истории»[9], А.Д. Тойнби: «история как исследование человеческих отношений»[10].
Но раз человек стоит в центре истории, то логически безупречным выглядит утверждение Марка Блока, что «предмет истории, в точном и последнем смысле, - сознание людей. Отношения, завязывающиеся между людьми, взаимовлияния и даже путаница, возникающая в их сознании, - они-то и составляют для истории подлинную действительность». Мало того, «исторические факты – это факты психологические по преимуществу. Стало быть, их антецедентами, как правило, являются другие психологические факты»[11]. И поскольку документ является продуктом психической деятельности человека, как определил А.С. Лаппо-Данилевский[12], то у него есть своя феноменология.
Последняя треть XX в. – тот период, который принято характеризовать как «состояние постмодерна». Стремление человека этой эпохи собрать собственную картину мира из мозаики прошлых веков максимально полно воплощается в коллажности (клиповости) современного изобразительного искусства. И как эстетическое восприятие коллажа требует его деконструкции для понимания природы его составляющих, так и мировосприятие современного человека, по мнению М.Ф. Румянцевой,  может стать осмысленным только при, с одной стороны, деконструкции его составляющих при помощи накопленного разными гуманитарными дисциплинами знания, а с другой стороны, при воспроизведении целостности на основе единства гуманитарного знания как знания о человеке в контексте истории и культуры[13].
Феноменологический метод нашел применение в современной методологии отечественной истории в качестве «исторической феноменологии»[14]. Можно даже говорить об отечественной школе исторической феноменологии, сформировавшейся в конце 1990-х – начале 2000-х гг. В понимании одного из её представителей А.Л. Юрганова «историческая феноменология есть сама историческая наука, осмысливающая феноменологически свои задачи, цели, предметную область и субъект-объектные отношения. Принципом формирования исторической феноменологии как направления и, в конечном счете, метода изучения истории и культуры является принцип методологической опосредованности»[15].
Для исторической феноменологии объектом является источник как интерсубъективная реальность. Задача историка-феноменолога — дать «чужой одушевленности» право на монолог. В этом смысле источник — самоцель познания, считает А.Л. Юрганов[16]. Добиться положительных результатов в этом направлении возможно лишь посредством рефлексии исследователя. И способность к саморефлексии на наших глазах превращает­ся в критерий профессиональной пригодности историка. Кроме того, на протяжении XX в. обнаруживается движение от междисциплинарности (взаимного влияния научных дисциплин, например, влияния этнографии на историю, результатом чего явилось становление исторической антропологии) - к полидисциплинарности (изучения какого-либо гуманитарного феномена средствами раз­ных наук, здесь стоит отметить тесную связь истории, лингвистики, филологии и пси­хологии) - к единству гуманитарного знания. Синтезированное гуманитарное знание предполагает востребованность наработок отдельных гуманитарных дисциплин, но не с целью размежевание их предмета, а с целью поиска единых социокультурных осно­ваний разнообразных творческих проявлений человека той или иной эпохи[17].
      Для исторической феноменологии объектом является источник как интерсубъективная реальность. Задача историка-феноменолога — дать «чужой одушевленности» право на монолог. В этом смысле источник — самоцель познания и единственная реальность, несущая в себе собственные и исчерпанные (т.е. самодостаточные) смыслы. Цель исторической феноменологии — описание мифа и реконструкция его причинно-следственных связей в первоначальной семантической оболочке. Для исторической феноменологии (в отличие от позитивизма и семиотики) метаязык науки — явление вторичное, хотя и существенное. Вывод, сделанный в рамках языка науки, всегда должен следовать после проведенной процедуры описания и реконструкции интерсубъективной реальности (насколько это позволяет сама исследовательская ситуация). Назрела потребность в выработке особого языка реконструкции мифа, что вынуждает, в свою очередь, думать, о природе соотношений разных языков изучаемой эпохи, ее реконструкции и научного постулирования[18].
Компаративистский анализ показал, что историческая феноменология и феноменология документа находятся в гармоничной связи, определяемой объектно-предметными отношениями. В обоих дисциплинах документальный источник выступает предметом анализа в качестве элемента интенционального ряда проявлений документа[19].

Феноменология документа и источниковедение

Под гуманитарным знанием можно понимать осмысленное (отрефлексированное) понимание Другого человека на основе обращения к предметным продуктам его творческой активности, поскольку без обращения к предметности невозможны воспроизводимость и передача этого знания[20].
Источниковеды уверяют, что в феноменологической системе «активный документ – хранимый документ (архивный, библиотечный, музейный) – исторический источник – памятник истории и культуры» источник понимается как продукт целенаправленной человеческой деятельности, как историческое (социальное) явление[21].
Основу такого понимания источника заложил А.С. Лаппо-Данилевский, который полагал, что «лишь тот исторический материал, который уже подвергнут предварительному исследованию и после такого исследования оказывается пригодным для познания одного или нескольких фактов с историческим значением, становится историческим источником»[22]. Очевидно, что в действительности подобного рода оценка достигается не сразу, а только посредством достижения непосредственной самоданности “вещей” через интенциональность. «Пока историк не подверг данный исторический материал предварительному исследованию, он не может признать его историческим источником»[23].
      М.Ф. Румянцева считает, что с точки зрения потребности современного социума феноменологическая концепция источниковедения предлагает адекватный способ обеспечения строгости и целостности знания. И эта целостность задана вне-положенными историку факторами (в тех пределах, в которых можно говорить об отделении исследователя от объекта исследования в науке XX в.). Опираясь на работы А.С. Лаппо-Данилевского, О.М. Медушевской, А. Тойнби она констатирует, что определение в новой ситуации исторически изменчивых гра­ниц субъектов истории, их локализация в социокультурном пространстве возможна на методологической основе компаративного источниковедения, базирующегося на представлении о том, что основная классификационная единица источникове­дения - вид исторических источников презентирует разнообразные формы челове­ческой деятельности, совокупность которых и представляет собой социокультур­ную систему, а эволюция типов и видов исторических источников фиксирует исто­рическую изменчивость этих систем[24]. Архивоведение пока не отваживается на столь перспективные обобщения.

Феноменология документа и архивология[25]

Давно сделан вывод о том, что «всякая вещь, поскольку она существует в себе (in se), стремится продолжать свое бытие». И это «стремление (conatus) вещи продолжать свое бытие есть не что иное, как сама актуальная сущность вещи»[26]. Главными из свойств документа как предмета сознания являются оперативность и ретроспективность. Эти модусы проявляются лишь в определенных условиях, зависят от психологической среды бытования документа. Любой документ нам дан как предметное единство в разнообразной и определенно связанной множественности модусов явления.
Первой возникает проблема разграничения понятий «документ» и «архивный документ». Если рассматривать её в системе родовидовых связей, то становится очевидным, что родовым понятием выступает «документ».
С принятым в архивоведении определением документа как материального объекта с информацией, закрепленной созданным человеком способом для её передачи во времени и пространстве[27] (что расходится с новым проектом закона об архивном деле), можно согласиться, добавив, что он является еще и продуктом психической деятельности. Документ – это не только исторический источник, но также и самостоятельный объект исторического исследования, причем не только в историческом плане. Документ, как проявление и свидетельство деятельности общества, может быть подвергнут изучению с точки зрения его внутреннего развития, выяснения зависимости его формы и содержания от тех процессов, косвенным или прямым результатом которых он являлся[28].
Как правило, документ создается в определённых целях для обеспечения функционирования общества, государства и развития личностных отношений. Функциональная (оперативная) заданность документа (законодательно-правовая, организационно-распорядительная, информационная, коммуникативная и т.д.) является его качественной неотъемлемой характеристикой и обладает свойством утрачиваться в ходе изменения пространственно-временной, психологической среды бытования документа, обусловленном социально-экономическими, политическими, культурными процессами, изменениями ментальности общества.
Общество на протяжении тысячелетий было не в состоянии нести затраты, связанные с хранением и обработкой всех документов, потерявших оперативное значение. И документационная среда трансформировалась (и трансформируется) в новое состояние, меняется модус документа: проявляется неотъемлемое свойство ретроспективности, заложенное в нем с момента возникновения, и он становится архивным документом, то есть документом, сохраняемым или подлежащем сохранению в силу значимости для общества, а равно имеющим ценность для собственника[29].
Документальный фонд страны[30] (планеты, страны, организации, семьи, личности) переходит в качественно новые состояние – архивный фонд. Документальный модус сменяется архивным модусом. «Документ» проявляется как «архивный документ».
Архивисты долго шли к выработке системы мер по отделению архивных документов от документов. Процедура уменьшения документальных массивов, сохраняемых ради ретроспективной информации, называемая экспертизой ценности документов, проводится на основе принципов и критериев[31], в основном заимствованным архивным делом из источниковедения. Ключевым в этом процессе выступает понятие ценности. Ценность – это качество документа, которое присуще ему не от природы, не просто в силу внутренней структуры заключенной в нем информации, а потому, что он вовлечен в сферу общественного бытия человека и стал носителем определенных социальных отношений. Меняется пространственно-временная, психологическая среда бытования документа – изменяется и ценность, принципы и критерии  установления ее. На этой стадии отсеивается огромное количество материалов, хотя сущностные характеристики документа, не попавшего на вечное хранение, не меняются. Нет экспертизы ценности без потерь информации и уменьшить их можно только постоянно совершенствуя механизм отбора документов, нацеливая его на оптимальное сочетание всеобщего и индивидуального в историческом процессе. Не обойтись без глубокого переосмысления теоретических основ, выработки адекватных меняющейся действительности структуры принципов и критериев отбора документов на вечное хранение.
Уследить за изменением модуса архивного документа можно лишь опираясь на понимание того, что его специфической чертой является способность актуализироваться[32], что ведет к пониманию исторического источника. На постоянное хранение поступает незначительная часть документов из состава документального фонда страны, но и они не все проявляются в качестве исторического источника.
Некоторые современные исследователи связывают переход архивного документа в состояние исторического источника с возникновением «архивного сознания», что интересно в равной мере так же, как и спорно[33].
Существует несколько вариантов формулировки понятия «исторический источник». Убедительным выглядит понимание источника как продукта целенаправленной человеческой деятельности, как исторического (социального) явления[34]. Не каждый архивный документ выступает в роли исторического источника, хотя в каждом документе с момента возникновения заложена данная сущностная характеристика. А поскольку «сущность должна являться … существование есть явление»[35] (по Гегелю), то трансформация архивного документа в исторический источник – процесс естественный (точнее естественно-психологический), но возможный лишь при  определённых условиях. Документ или архивный документ проявляет качества исторического источника, когда он востребован обществом и конкретным исследователем посредством  введения его в сферу научных, культурных, художественных изысканий, т.е. когда возникает соответствующая пространственно-временная, психологическая среда бытования документа, меняющая его модус.
Именно об этом  размышлял А.С. Лаппо-Данилевский, когда писал, что «лишь тот исторический материал, который уже подвергнут предварительному исследованию и после такого исследования оказывается пригодным для познания одного или нескольких фактов с историческим значением, становится историческим источником»[36] (под историческим материалом имелись в виду прежде всего архивные документы[37]).
         Таким образом, обращение исследователей и пользователей к архивным документам, выводит их в категорию исторических источников. Слабая востребованность, то есть непроявление свойств исторического источника, на протяжении многих лет давала основания для проведения регулярной экспертизы ценности в государственных архивах, уничтожения уже принятых на вечное хранение документов. Только этим можно объяснить повсеместную практику уничтожения документов на протяжении всего советского периода под названием «оптимизация архивного фонда СССР», когда в плановом порядке «разгружались» государственные архивы в борьбе за свободные стеллажи. И уничтожались в первую очередь именно невостребованные исследователями документы.
         Один из авторов концепции выборочного приема документов на государственное хранение[38] предложил считать невостребованность документов важнейшей фазой его бытования – фазой покоя документа, за которой стоит его неприкосновенность, признавая, что экспертиза ценности документов, уже отобранных на вечное хранение, допустима в качестве исправления ошибок первичной экспертизы ценности[39]. Однако исправление ошибок без предварительного научного анализа – путь в никуда.
         Понятие «документальный памятник истории и культуры» появилось не так давно и имеет несколько трактовок. На протяжении многих лет архивоведение так и не смогло выработать устраивающее всех оптимальное понимание понятие документального памятника: все ли это документы ГАФ или только особо ценные документы[40].
Возникшее в условиях тоталитаризма представление об уникальных и особо ценных документах, наполненное новым содержанием в 1980-е годы, было приспособлено к изменившимся условиям, закреплено и развито в целом ряде методических документов[41]. Оказавшись в достаточно трудной терминологической ситуации архивоведы установили, что «уникальность» выступает как высшая ступень «ценности», и применили к ее выявлению критерии, используемые общей экспертизой ценности архивных документов, тем самым признав, что самостоятельных признаков у неё нет.
Одновременно с осмыслением места и роли особо ценных документов в составе ГАФ шел процесс освоения понятия документальный памятник. Архивная практика следовала за законодательными инициативами. Закон РСФСР «Об охране и использовании памятников истории и культуры» от 15 декабря 1978 г. возлагал на архивы государственный контроль за собирательской деятельностью учреждений, организаций, частных лиц на территории Российской Федерации[42]. Положение о Главархиве СССР в 1980 г. закрепило государственный контроль и учет документальных памятников истории и культуры за союзным главком[43]. По положению об охране и использовании памятников истории и культуры от 1982 г. порядок выдачи разрешений на собирание документальных памятников устанавливался Главархивом СССР, а сами разрешения выдавались главархивами союзных республик[44].
Феноменология документа не может обойти проблему ценности документа. Она чрезвычайно сложна и тесно связана с модусами документа. Важно определиться в самом её понимании. С  точки зрения философии ценность – живительный и неисчерпаемый источник определений, это избыточность, всепроникающий призыв. Наиболее основательные ценности обладают историческим существованием. Они рождаются в сознании человечества в ходе его развития, как если бы каждый этап был призван изобрести какую-то новую область ценностей. Очень важно, что ценность неодолимо стремится воплотиться в конкретном субъекте – индивидуальном или коллективном[45]. А это уже проблема менталитета, феноменологии.
В этом случае средой бытования документа выступает область культуры, где вероятность проявления его в качестве памятника далеко не стопроцентна. Культурный аспект лежит в основе проявления в документе сущностной характеристики памятника истории и культуры как объекта выдающейся индивидуальной ценности, на что уже были указания в архивоведческих работах.
Теоретические размышления наводят на мысль о том, что по мере изменения свойств документа, его модуса, перехода из одного качества в другое происходят количественные изменения в документационной среде – она сокращается. Этот вывод полностью согласуется с практикой.
Принимая за основу утверждение, что сумма частей не равна целому, следует отметить неодинаковость проявлений сущностных свойств документационной среды, документальных массивов, комплексов и отдельно взятого документа. В широком смысле документальным памятником истории и культуры может быть комплекс документов (фонд, коллекция или их часть), содержащие в своем составе подобные документы или даже множество комплексов документов (архив, Архивный фонд страны), в составе которых далеко не  все документы проявили соответствующий модус[46].
С точки зрения архивной практики наиболее важным моментом является переход документа из оперативного в архивный, когда происходит отбор материалов на государственное хранение, а свойство ретроспективности, модусы источника, памятника ещё не проявились. Специалист должен их почувствовать, предугадать, определить, руководствуясь точным пониманием предмета. Пока же теория экспертизы оставила за пределами своего внимания психологический, субъективный фактор процедуры отнесения документов в категорию достойных вечного хранения. Хотя давно уже сформулировано, что «благодаря размышлению кое-что изменяется в первоначальном характере содержания, каким оно дано в ощущении, созерцании и представлении; истинная природа предмета, следовательно, осознается лишь посредством некоторого изменения»[47]. В этом можно видеть специфические качества феноменологии документа.
Приходится констатировать, что конституированными являются модусы оперативности, ретроспективности (архивный), источниковый, памятника. «Уникальность и особая ценность» поглощается модусом памятника и является рудиментом  общественно-психологической ситуации тоталитарного периода развития России (СССР).

Феноменология документа и феноменология как философия

Феномен – не конструкт и не теоретическое примышление, а ясное неискаженное переживание вещи в её первозданности. А феноменология это наука о сознании. Чистая феноменология, как наука,- писал её основатель Э. Гуссерль, - может быть только исследованием сущности, а не исследованием существования[48]. А нас интересуют именно сущностные характеристики документа.
Понятие «феноменология» означает две вещи: новый вид дескриптивного метода, который произвел переворот в философии начала ХХ века, и априорную науку, производную от него, которая стремиться предоставить основной инструмент для строго научной философии и, в последующем применении, сделать возможной методическую реформу всех наук, прежде всего истории.



[1] Медушевская О.М. Историк и архивист: сферы познания ими прошлого // Вестник архивиста. 1997. № 6 (42). С. 46. Однако архивоведению чтобы так расставить приоритеты среди необходимых качеств для профессиональных архивистов пришлось пройти длинный путь. Н. Бельчиков в «Теории археографии» (1929 г.) прямо писал, что философия отнюдь не дело архивистов.
[2] Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994. С. 76-77.
[3] См., например, Савин В.А. Документ – архивный документ – исторический источник – памятник истории и культуры: проблемы проявления сущностных характеристик // Архивоведение и источниковедение отечественной истории. Проблемы взаимодействия на современном этапе: Доклады и тезисы выступлений на второй Всероссийской конференции 12-13 марта 1996 г. М., 1997. С. 181-188, Савин В.А. Феноменология документа: постановка проблемы // Вестник архивиста. 2001. № 1. С. 168-174.  
[4] См.: Савин В.А. Феноменология документа и историческая феноменология: объектно-предметные отношения // Документ в парадигме междисциплинарного подхода: Материалы Второй Всероссийской научно-практической конференции / Под ред. проф. О.А. Харусь. Томск: Томский государственный университет, 2006. С. 9-13, Савин В.А. Историческая феноменология и феноменология документа: по пути методологических достижений современной философии // Кафедральный научный сборник (сборник научных статей) / Выпуск № 5. / Под ред. д.и.н., профессора Кириллова А.В. / Кафедра управления персоналом, документоведения и архивоведения факультета социального управления Российского государственного социального университета. М.: Компания Спутник+, 2010. С. 140-143.
[5] Риккерт Г. Философия истории // Науки о природе и науки о культуре. М., 1998. С. 136.
[6] Карсавин Л.П. Философия истории. Спб., 1993. С. 84-85.
[7] Шпенеглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истьтории.Т.1. Гештальт и действительность. М., 1993. С. 124.
[8] Марк Блок. Апология истории или ремесло историка. М., 1986. С. 17.
[9] Болинброк. Письма об изучении и пользе истории. М., 1978. С. 62.
[10] Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. С. 41.
[11] Марк Блок. Апология истории или ремесло историка. М., 1986. С. 86, 110.
[12] Лаппо-Данилевский А.С. Пособие к лекциям по теоретической методологии истории, читаным студентам ПБ Университета А.С. Лаппо-Данилевским в 1906/7 уч. году. Ч. 2. /б. м./, /б. г./. С. 31.
[13] Румянцева М.Ф. Единство гуманитарного знания // Вестник истории, литературы, искусства / [гл. Ред. Г.М. Бонгаод-Левин]; Отд-ние ист.-филол. наук РАН. М.: Собрание; Наука, 2005. Т. 1. С. 16.
[14] См., например, Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998; Кудрявцев О.Ф. Философия человека как проблема исторической феноменологии культуры: христианская патристика и ренессансный гуманизм  // Проблемы исторического познания. М.: Наука, 1999. С. 225-237; Пушкарева Н.Л. От “his-story” к “her-story”: рождение исторической феноменологии // Адам & Ева: Альманах гендерной истории. М.: ИВИ РАН, 2001. С. 20- 45; Опыт исторической феноменологии: Трудный путь к очевидности /А.В. Каравашкин, А.Л. Юрганов. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2003, Каравашкин А.В., Юрганов А.Л. Регион Докса. Источниковедение культуры. М., 2005.
[15] Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // Вопросы истории. 2001. № 9. С. 44
[16] Там же. С. 49.
[17] Румянцева М.Ф. Современная историческая наука: новые подходы, концепции, методы [электронный ресурс] // Феноменологическая концепция источниковедения в познавательном пространстве постпостмодерна / Кафедра источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин Российский государственный гуманитарный университет 103012, Москва, ул. Никольская, 15. Режим доступа: http://nsi-mpgu.narod.ru/rumyanceva.html. Заголовок с экрана. 
[18] Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии // Вопросы истории. № 9. 2001. С. 50. 
[19] Савин В.А. Феноменология документа и историческая феноменология: объектно-предметные отношения // Документ в парадигме междисциплинарного подхода: Материалы Второй Всероссийской научно-практической конференции / Под ред. проф. О.А. Харусь. Томск: Том­ский государственный университет, 2006. С. 9-13.
[20] Румянцева М.Ф. Единство гуманитарного знания // Вестник истории, литературы, искусства / [гл. Ред. Г.М. Бонгаод-Левин]; Отд-ние ист.-филол. наук РАН. М.: Собрание; Наука, 2005. Т. 1. С. 8. 
[21] Медушевская О.М. История источниковедения в Х1Х-ХХ вв. М., 1988. С. 69. 
[22] Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. Вып. 2. Пособие к лекциям, читаным студентам С.- Петербургского университета в 1910/11 году. С.-Пб.,1913. С. 375. 
[23] Лаппо-Данилевский А.С. Пособие к лекциям по теоретической методологии истории, читаным студентам ПБ Университета А.С. Лаппо-Данилевским в 1906/7 уч. году. Ч. 2. (б. м.), (б. г.). С. 46.
[24] Румянцева М.Ф. Современная историческая наука: новые подходы, концепции, методы [электронный ресурс] // Феноменологическая концепция источниковедения в познавательном пространстве постпостмодерна / Кафедра источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин Российский государственный гуманитарный университет 103012, Москва, ул. Никольская, 15. Режим доступа: http://nsi-mpgu.narod.ru/rumyanceva.html. Заголовок с экрана.
[25] Предложенный в 1960-е года французским архивистом Ивом Перотэном термин «архивология» по сей день является аналогом «архивоведения», поскольку не определено его содержательное наполнение.  По мнению некоторых отечественных специалистов архивология - дисциплина, «формирующаяся на стыке источниковедения и архивоведения, занимается выявлением и разработкой важнейших комплексов по истории архивного дела и архивов: описей, инвентарей, каталогов, путеводителей, дел фондов, коллекций, фондов, архивов, проектов архивных законов, нормативно-методических актов и т. п.» (Старостин Е.В. Архивное источниковедение: терминологические споры // Источниковедение и краеведение в культуре России. Сб. к 50-летию служения С.О. Шмидта Историко-архивному институту. М., 2000. С. 26). Однако, мы придерживаемся точки зрения, в основе которой лежит фундаментальное понимание того, что архивология означает научную дисциплину, изучающую весь комплекс проблем, связанных с процессом документирования многообразной жизни человеческого общества (Старостин Е.В. Архивология. Реализация исторического мышления // Проблемы отечественной истории периода феодализма: Тез. докл. / МГИАИ. — М., 1991. — С. 240), занимается «исследованием всех аспектов документирования человеческого опыта» (Кабанов В.В. Источниковедение истории Советского общества. М., 1997. С. 175).
[26] Спиноза. Этика. Часть III. Теоремы 6 и 7. Цитата по Майданский А.Д. Логика и феноменология всемирной истории [электронный ресурс] // ΣΝ ΑΡΧΗ. № 5 (2008). С. 146-169. Режим доступа: http://caute.ru/am/text/liphm.html. Заголовок с экрана.
[27] ГОСТ 16487-83. Делопроизводство и архивное дело. Термины и определения. М., 1984. С. 2. Подробнее о происхождении и развитии термина «документ» см. Илюшенко М.П. К понятию «документ» (эволюция термина и предмет документоведения) // Советские архивы. 1986. № 1. С. 26-31.
[28] Елпатьевский А.В. К истории документирования актов гражданского состояния в России и СССР (с ХУШ в. по настоящее время) // Актовое источниковедение: Сб. статей. М., 1979. С. 56-85.
[29] Основы законодательства Российской Федерации об Архивном фонде Российской Федерации и архивах от 7 июля 1993 г. Ст. 1 // Отечественные архивы. 1993. № 5. С. 3.
[30] Наличие документального фонда страны, ныне признаваемое большинством специалистов, в середине 1920-х годов вызывало определенные дискуссии на почве дележа архивного наследия Российской империи. Введенное украинскими архивистами понятие «Украинский делопроизводственный фонд» оспаривалось в Москве, как ведущее к дроблению фондов по национальному признаку. См. Жданович Я., Любавский М. К вопросу о недроблении архивных фондов // Архивное дело. 1925. Вып. 5-6. С. 61-62.
[31] Основные правила работы государственных архивов СССР. М., 1984. С. 112.
[32] Рудельсон К.И. Документальные памятники: понятие, предмет и перспективы развития // Материалы Всесоюзной научно-практической конференции «Актуальные вопросы совершенствования архивного дела в условиях развитого социалистического общества». Ч. 3. М., 1985. С. 22. 
[33] Каменский А.Б. Архивное дело в России ХУШ в.: Историко-культурный аспект: (Постановка проблемы, историография, источники): Уч. пос. / Ред. Б.С. Илизаров. М., 1991.
[34] Медушевская О.М. История источниковедения в Х1Х-ХХ вв. М., 1988. С. 69.
[35] Гегель. Энциклопедия философских наук. Том 1. М., 1975. С. 295.
[36] Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. Вып. 2. Пособие к лекциям, читаным студентам С.- Петербургского университета в 1910/11 году. С.Пб.,1913. С.375.
[37] Именно из введённого Лаппо-Данилевским термина «исторический материал» в 1920-х годах его ученики создали в архивоведении один из базовых терминов «архивные материалы», замененный через сорок лет «архивными документами».
[38] Автократов В.Н., Авраменко Т.Ф., Козлов В.П. О выборочном приеме документов на государственное хранение // Массовые документы и проблемы архивоведения: Сб. ВНИИДАД. М., 1986. С. 42-58.
[39] Козлов В.П. Документ в состоянии покоя: архивный, источниковедческий, археографический аспект // Архивоведение и источниковедение отечественной истории. Проблемы взаимодействия на современном этапе: Доклады и сообщения на четвертой Всероссийской конференции 24-25 апреля 2002 г. М., 2002. С. 20-29.
[40] Курантов А.П., Рудельсон К.И., Шепукова Н.М. Актуальные теоретические проблемы советского архивоведения // Материалы научно-практической конференции «Актуальные вопросы совершенствования архивного дела в условиях развитого социалистического общества». Вып. 2. М.,1985. С. 67. 
[41] Инструкция о выявлении, учете, описании и хранении особо ценных документов / Главархив СССР. М., 1980; Положение о создании и организации страхового фонда особо ценных документов государственных архивов / Главархив СССР. М., 1980; Методические рекомендации по работе с особо ценными документами в государственных архивах / Главархив СССР, ВНИИДАД. М., 1983; Методические рекомендации по выявлению, учету, хранению особо ценных кинофотофонодокументов государственных архивов и созданию на них страхового фонда / ВНИИДАД. М., 1986.
[42] Еремченко В.А. О некоторых вопросах собирания старинных документальных памятников // Советские архивы. 1984. № 2. С. 57. 
[43] СП СССР. 1980. № 10. Ст. 71.
[44] СП СССР. 1982. № 26. Ст. 133. 
[45] Мунье Э. Персонализм // Французская философия и эстетика ХХ века. М., 1995. С. 171.
[46] Рудельсон К.И. Документальные памятники: понятие, предмет и перспективы развития // Материалы Всесоюзной научно-практической конференции «Актуальные вопросы совершенствования архивного дела в условиях развитого социалистического общества». Ч. 3. М., 1985. С. 22; Практика подтверждает этот вывод. В настоящее время статус особо ценных объектов культурного наследия народов Российской Федерации имеют Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военно-исторический архив, Российский государственный архив древних актов, Российский государственный исторический архив, Российский государственный архив кинофотодокументов, Российский государственный архив литературы и искусства. 
[47] Гегель. Энциклопедия философских наук. Том 1. М., 1975. С. 118.
[48] Гуссерль Э. Философия, как строгая наука // Логос: Международный ежегодник по философии культуры. Русское издание. Кн. 1. М., 1911. С. 32.

№ 8. 

Коммерциализация традиционных документоведческих и архивоведческих технологий: экспертиза ценности документов и стратегия ILM


Сегодня концепция управления жизненным циклом информации ILM (Information Lifecycle Management, управление жизненным циклом информации) быстро завоевывает широкое признание в крупных организациях. Цель ILM состоит в эффективном управлении информацией, которая рассматривается в качестве ресурса (наряду с людьми и оборудованием). А поскольку информация является ресурсом, то и управлять ей нужно подобно другим ресурсам — повышать коэффициент использования и сокращать эксплуатационные расходы.
Управление жизненным циклом информации не является ни продуктом, ни службой, ILM — стратегия, основанная том, что способ применения собственных информационных активов на предприятиях и важность информации со временем меняются. Это диктует необходимость применения стратегий, методов и систем, которые бы позволяли управлять меняющимися требованиями к информации интеллектуально и экономически эффективно.
Сделать это можно с помощью служб управления, оптимально соответствующих каждой стадии жизненного цикла информации — от создания до уничтожения. То есть обеспечить для управления каждым информационным элементом так называемый «уровень служб», согласующийся со способом его использования на всех стадиях жизненного цикла и в любом деловом процессе.
ILM – процесс управления информацией с минимальными затратами. В упрощенном виде идея ILM заключается в миграции информации разного типа и различной ценности между несколькими «уровнями хранения». Потребность в оперативном доступе к данным, как правило, снижется по мере их устаревания или изменения приоритетов приложений, поэтому рациональнее переместить их на менее дорогой носитель. Основа ILM – наличие нескольких уровней хранения (первичные, вторичные, архивные системы хранения) с разными показателями производительности и защиты от отказов. При этом по мере перемещения с первичных систем хранения на архивные объем данных обычно увеличивается, потребность в них снижается, а время доступа возрастает с миллисекунд до минут и часов.
Цель внедрения технологий ILM – минимизация затрат на управление информацией.
Ключевая задача ILM — на каждом этапе жизненного цикла информации гарантировать размещение данных на тех носителях, характеристики которых удовлетворяют заданным параметрам качества обслуживания, определенным для данного предприятия.
В целом задачи, обуславливающие необходимость инвестировать средства в ILM, можно разбить на три категории: совершенствование бизнеса, сокращение рисков и повышение эффективности использования информационных технологий. По каждой из этих категорий на предприятиях могут быть уникальные требования и свои приоритеты, ILM позволяет их учесть.
Развитию ILM также способствует наличие в большинстве организаций огромного количества неструктурированной информации, которая весьма разнообразна. По общему мнению аналитиков, сегодня более 80% корпоративной информации составляет именно неструктурированная. Если руководители собираются усовершенствовать деятельность своих предприятий и одновременно сократить риски, они должны воспользоваться стратегиями и решениями, предназначенными для управления неструктурированной информацией на всем протяжении ее жизненного цикла. Это особенно важно для той части корпоративной информации, работа с которой жестко регламентируется все более многочисленными нормами регулирования и строгими требования к управлению записями. Такое содержание, как правило, является «фиксированным», т.е. не может быть изменено и должно сохраняться в своей окончательной (статической) форме, в которой и будет доступно при различного рода проверках.
В интегрированных системах ILM учитывается различие в требованиях к управлению относительно небольшим количеством контролируемого содержания, которое необходимо длительно хранить, и огромными объемами остальной информации, для которой это не обязательно. Наиболее типичная ошибка в управлении содержанием связана с тем, что на предприятиях долгое время хранят огромное количество содержания, которое давно можно было бы удалить. Это ведет к лишним расходам, ухудшает управление записями и делает невозможным быстрый поиск нужной информации. Сами по себе системы хранения, управления корпоративным  содержанием и управления записями не в состоянии решить все проблемы, однако, будучи тесно интегрированными, они превращаются в чрезвычайно мощное оружие.
ILM подразумевает классификацию информации на всех этапах ее использования в бизнес-процессах предприятия, минимизацию стоимости хранения за счет различных технологий, защиту данных, организацию доступа и долгосрочного хранения данных в соответствии с регулирующими правилами и задачами предприятия. Поскольку в ILM вовлечены практически все бизнес-процессы предприятия, для разграничения уровней доступа и ответственности, повышения безопасности и доступности хранения данных используется концепция Identity-Enabled ILM, которая предусматривает применение программного обеспечения IdM (Identity Management), подразумевающего централизованное управление учетными записями, а также субъектами, действующими в информационной инфраструктуре аналогично учетным записям или от имени учетных записей (процессы, сервисы), и их правами доступа.
ILM охватывает все процессы управления размещением, хранением, распределением, миграцией, архивированием и удалением данных в инфраструктуре предприятия. ILM реализует сервисы по обработке данных в рамках общего сервис-ориентированного подхода к предоставлению ресурсов. С каждым элементом корпоративных данных на каждом этапе их жизненного цикла соотносятся определенные параметры качества обслуживания: производительность носителя, доступность, уровень защиты, скорость восстановления, стоимость хранения и т.д. ILM-решения позволяют формировать корпоративные политики по заданию уровня обслуживания для данных различных приложений и управлять этими данными в соответствии с заданными политиками на протяжении всего их жизненного цикла.
Функции ILM не ограничиваются только управлением хранением данных на определенных носителях. Требуется еще решать задачи интеллектуального управления потоками работ и бизнес-процессами, которые задействуют эти данные. ILM управляет информацией на основе изменяющихся с течением времени критериев ее значимости для бизнес-процессов и потребностей приложений. Жизненный цикл данных начинается с момента их создания в различных системах, таких как электронная почта, системы документооборота, СУБД, финансовые приложения, системы обработки изображений и др. Затем под управлением ILM реализуются процессы доступа, распределения, сохранения и ликвидации данных. ILM позволяет задавать политики для такого управления, в которых специфицируются параметры качества сервиса данных: доступность, защищенность, скорость восстановления, производительность, местонахождение носителя и стоимость хранения.
Для того чтобы реализовать перечисленные задачи, ILM следует базировать на инфраструктуре хранения, включающей устройства разных классов, использовать программный инструментарий управления хранением и увязывать между собой задачи управления инфраструктурой хранения и потребности бизнес-приложений по размещению, использованию, хранению и миграции данных. Требуется отслеживать время нахождения конкретного информационного объекта на определенном уровне, частоту его использования, объем, возраст, легальность доступа и т.п., одновременно соизмеряя полученные данные с требуемыми параметрами стоимости и целесообразности хранения на том или ином уровне и адекватности соглашение об уровне сервиса. Процессы миграции инициируются после анализа текущего состояния информационного объекта, либо по событию извне, например, в соответствии с политиками, задающими пороговые значения параметров.
Применив компаративистский подход, видим, что на концептуальном уровне технологии ILM не противоречат основам экспертизы ценности документов, выработанных отечественным архивоведением. Жизненный цикл документированной информации состоит из тех же элементов, что и жизненный цикл информации. Коммерциализация в данном случае не трансформирует классические подходы к определению сроков хранения   документов, а выступает в роли стимулирующего обстоятельства, расширяющего границы традиционных методик и подходов.      



 № 9. 

Стратегия ILM и экспертиза ценности документов: компаративистский подход 


1. Сегодня концепция управления жизненным циклом информации ILM (Information Lifecycle Management, управление жизненным циклом информации) быстро завоевывает широкое признание в крупных организациях. Цель ILM состоит в эффективном управлении информацией, которая рассматривается в качестве ресурса (наряду с людьми и оборудованием). А поскольку информация является ресурсом, то и управлять ей нужно подобно другим ресурсам — повышать коэффициент использования и сокращать эксплуатационные расходы.
Управление жизненным циклом информации не является ни продуктом, ни службой, ILM — стратегия, основанная том, что способ применения собственных информационных активов на предприятиях и важность информации со временем меняются. Это диктует необходимость применения стратегий, методов и систем, которые бы позволяли управлять меняющимися требованиями к информации интеллектуально и экономически эффективно.
Сделать это можно с помощью служб управления, оптимально соответствующих каждой стадии жизненного цикла информации — от создания до уничтожения. То есть обеспечить для управления каждым информационным элементом так называемый «уровень служб», согласующийся со способом его использования на всех стадиях жизненного цикла и в любом деловом процессе.
ILM – процесс управления информацией с минимальными затратами. В упрощенном виде идея ILM заключается в миграции информации разного типа и различной ценности между несколькими «уровнями хранения». Потребность в оперативном доступе к данным, как правило, снижается по мере их устаревания или изменения приоритетов приложений, поэтому рациональнее переместить их на менее дорогой носитель. Основа ILM – наличие нескольких уровней хранения (первичные, вторичные, архивные системы хранения) с разными показателями производительности и защиты от отказов. При этом по мере перемещения с первичных систем хранения на архивные объем данных обычно увеличивается, потребность в них снижается, а время доступа возрастает с миллисекунд до минут и часов.

2. Цель внедрения технологий ILM – минимизация затрат на управление информацией.
Ключевая задача ILM — на каждом этапе жизненного цикла информации гарантировать размещение данных на тех носителях, характеристики которых удовлетворяют заданным параметрам качества обслуживания, определенным для данного предприятия.
В целом задачи, обуславливающие необходимость инвестировать средства в ILM, можно разбить на три категории: совершенствование бизнеса, сокращение рисков и повышение эффективности использования информационных технологий. По каждой из этих категорий на предприятиях могут быть уникальные требования и свои приоритеты, ILM позволяет их учесть.
Развитию ILM также способствует наличие в большинстве организаций огромного количества неструктурированной информации, которая весьма разнообразна. По общему мнению аналитиков, сегодня более 80% корпоративной информации составляет именно неструктурированная. Если руководители собираются усовершенствовать деятельность своих предприятий и одновременно сократить риски, они должны воспользоваться стратегиями и решениями, предназначенными для управления неструктурированной информацией на всем протяжении ее жизненного цикла. Это особенно важно для той части корпоративной информации, работа с которой жестко регламентируется все более многочисленными нормами регулирования и строгими требования к управлению записями. Такое содержание, как правило, является «фиксированным», т.е. не может быть изменено и должно сохраняться в своей окончательной (статической) форме, в которой и будет доступно при различного рода проверках.
В интегрированных системах ILM учитывается различие в требованиях к управлению относительно небольшим количеством контролируемого содержания, которое необходимо длительно хранить, и огромными объемами остальной информации, для которой это не обязательно. Наиболее типичная ошибка в управлении содержанием связана с тем, что на предприятиях долгое время хранят огромное количество содержания, которое давно можно было бы удалить. Это ведет к лишним расходам, ухудшает управление записями и делает невозможным быстрый поиск нужной информации. Сами по себе системы хранения, управления корпоративным  содержанием и управления записями не в состоянии решить все проблемы, однако, будучи тесно интегрированными, они превращаются в чрезвычайно мощное оружие.
ILM подразумевает классификацию информации на всех этапах ее использования в бизнес-процессах предприятия, минимизацию стоимости хранения за счет различных технологий, защиту данных, организацию доступа и долгосрочного хранения данных в соответствии с регулирующими правилами и задачами предприятия. Поскольку в ILM вовлечены практически все бизнес-процессы предприятия, для разграничения уровней доступа и ответственности, повышения безопасности и доступности хранения данных используется концепция Identity-Enabled ILM, которая предусматривает применение программного обеспечения IdM (Identity Management), подразумевающего централизованное управление учетными записями, а также субъектами, действующими в информационной инфраструктуре аналогично учетным записям или от имени учетных записей (процессы, сервисы), и их правами доступа.

3. ILM охватывает все процессы управления размещением, хранением, распределением, миграцией, архивированием и удалением данных в инфраструктуре предприятия. ILM реализует сервисы по обработке данных в рамках общего сервис-ориентированного подхода к предоставлению ресурсов. С каждым элементом корпоративных данных на каждом этапе их жизненного цикла соотносятся определенные параметры качества обслуживания: производительность носителя, доступность, уровень защиты, скорость восстановления, стоимость хранения и т.д. ILM-решения позволяют формировать корпоративные политики по заданию уровня обслуживания для данных различных приложений и управлять этими данными в соответствии с заданными политиками на протяжении всего их жизненного цикла.
Функции ILM не ограничиваются только управлением хранением данных на определенных носителях. Требуется еще решать задачи интеллектуального управления потоками работ и бизнес-процессами, которые задействуют эти данные. ILM управляет информацией на основе изменяющихся с течением времени критериев ее значимости для бизнес-процессов и потребностей приложений. Жизненный цикл данных начинается с момента их создания в различных системах, таких как электронная почта, системы документооборота, СУБД, финансовые приложения, системы обработки изображений и др. Затем под управлением ILM реализуются процессы доступа, распределения, сохранения и ликвидации данных. ILM позволяет задавать политики для такого управления, в которых специфицируются параметры качества сервиса данных: доступность, защищенность, скорость восстановления, производительность, местонахождение носителя и стоимость хранения.
Для того чтобы реализовать перечисленные задачи, ILM следует базировать на инфраструктуре хранения, включающей устройства разных классов, использовать программный инструментарий управления хранением и увязывать между собой задачи управления инфраструктурой хранения и потребности бизнес-приложений по размещению, использованию, хранению и миграции данных. Требуется отслеживать время нахождения конкретного информационного объекта на определенном уровне, частоту его использования, объем, возраст, легальность доступа и т.п., одновременно соизмеряя полученные данные с требуемыми параметрами стоимости и целесообразности хранения на том или ином уровне и адекватности соглашение об уровне сервиса. Процессы миграции инициируются после анализа текущего состояния информационного объекта, либо по событию извне, например, в соответствии с политиками, задающими пороговые значения параметров.

4. Применив компаративистский подход, видим, что на концептуальном уровне технологии ILM не противоречат основам экспертизы ценности документов, выработанных отечественным архивоведением. Жизненный цикл документированной информации состоит из тех же элементов, что и жизненный цикл информации. Коммерционализация в данном случае не трансформирует классические подходы к определению сроков хранения   документов, а выступает в роли стимулирующего обстоятельства, расширяющего границы традиционных методик и подходов.  


Опубликовано: Документ в контексте универсальных практик: сборник статей по материалам Второй Всероссийской научно-практической конференции / под ред. Т.Н. Кондратьевой. Тюмень, 2010. С. 178-181.
     

№ 10.

На пути к конвергенции информационных технологий и гуманитарный подходов в работе с документами: (на примере неструктурированной информации)


К настоящему времени сформировались две обширные и относительно самостоятельные области познания, которые различаются по объекту изучения: 1. Естествознание, объектом изучения которого стали все форма живой и неживой природы, включая биологические аспекты жизнедеятельности человека; 2. Гуманитарные и социальные науки, объектом изучения которых являются человеческое сознание, творчество, общественные процессы и их развитие, а также идеальные системы, созданные человеком (языки, право, религия и пр.). Документоведение и архивоведение традиционно относятся к гуманитарным научным дисциплинам, что создает барьеры в разработке технологических решений для функционирования документированной информации. Постановке проблемы преодоления этих барьеров посвящено данное сообщение.
Переход к современным формам научности делает способы познания в естественных и социально-гуманитарных науках взаимопроникающими, допускает конвергенцию естественных и социально-гуманитарных наук[1]. Современные документоведение и архивоведение находятся на стыке двух глобальных комплексов наук. Они участвуют в процессе сближения разнородных электронных технологий в результате их быстрого развития и взаимодействия, то есть в конвергенции информационных технологий (ИТ).
Общепризнано, что ИТ - совокупность методов, производственных и программно-технологических средств, объединенных в технологическую цепочку, обеспечивающую сбор, хранение, обработку, вывод и распространение информации. ИТ предназначены для снижения трудоемкости процессов использования информационных ресурсов (ИР), в частью которых является документированная, в том числе архивная информация[2], о чем автор данного сообщения уже писал[3]. Колоссальное значение для изучения конвергенции разнородных ИТ имеют когнитивные технологии - ИТ, специально ориентированные на развитие интеллектуальных способностей человека. К продуктам когнитивных технологий могут быть отнесены результаты мышления человека по документированию своей жизни и деятельности.
Здесь явно прослеживается связь с неструктурированной информацией, которая является, как правило, прямым произведением человеческих коммуникаций. Это информация, не кодируется для понимания машинами, а создается автором для людей, чтобы они понимали. Мы говорим, что она "неструктурированная", потому что в ней отсутствует явная семантика ("структура") необходимая в качестве помощи компьютерной программе для интерпретации информации замысла автора[4]. Очевидно, что именно тут заложены основы феноменологии документа[5].
С каждым годом объем данных в больших компаниях увеличивается вдвое. Большинство данных, несущих полезную информацию, доступны в трех основных видах: структурированные (например, электронные таблицы, базы данных), неструктурированные (речь, видео, печатные тексты, электронные документы текстовых форматов), слабоструктурированные (базы данных, содержащие аудио, видео, тексты). Большая часть важных данных о деятельности предприятия хранится в неструктурированном виде — например, внутренняя документация (приказы, инструкции, процедуры, описания товаров и услуг), документы, относящиеся к общению с контрагентами (договоры, заказы, письма).
Структурированная информация значительно менее динамична в силу специфики ее формирования и распространения. Неструктурированная информация не менее (а часто — более) важна для принятия управленческих решений и выполнения конкретных действий в рамках тех или иных бизнес-процессов, чем формализованные записи в базах данных. Согласно исследованию компании IDC (An IDC White Paper. The Expanding Digital Universe. A Fore cast of Worldwide Information Growth Through 2010, March 2007), в современном мире неструктурированные данные составляют большую часть (85%) накопленной в мире информации.
Стандартными примерами неструктурированных данных являются файлы документов, электронные сообщения, аудиофайлы, цифровые изображения и видеоклипы. Хотя во всех таких файлах есть некоторая структура (например, в электронных сообщениях есть адрес, тема, "тело" письма и т. д.), обычно они хранятся в форме, не позволяющей осуществлять простую и логичную классификацию, в отличие от данных, полученных посредством ввода информации в электронные формы (стандартный способ ручного ввода структурированных данных), в результате вычислений или каких-либо других компьютерных транзакций, в процессе которых автоматически создаются наборы структурированной информации.
Специалисты полагают, что управление неструктурированной информацией будет одной из наиболее быстроразвивающихся категорий корпоративных программ в течение нескольких будущих лет. В настоящее время разработаны методы, технологии обработки неструктурированных данных, которые решают задачи повышения эффективности их использования. Актуальная задача эффективного использования пространства систем хранения данных решается при помощи применения концепции «Управления жизненными циклами информации» Information Lifecycle Management (ILM), давно и успешно используемой не только в центрах обработки данных, но и в работе с архивными документами[6]. В нашем случае она тесно связана с классификацией ИР, т. е. определением ресурсов к принадлежности одному из заданных классов и выделением соответствующего хранилища[7].
Естественным выглядит увеличение разнообразия и количества технических средств получения, преобразования и представления неструктурированной информации. Потребность в средствах автоматизации процессов работы с информацией в удобном для потребителя виде удовлетворяется при помощи поисковых машин. В ряде информационно-аналитических систем используются практически все известные типы поисковых машин[8]. Они обеспечивают обработку, поиск, анализ и представление информации, поступающей от всех известных источников: баз данных, файловых систем, Интернета, электронной почты, факсов, телевидения, радио, телефонии и пр. в интересах полного, достоверного, своевременного и точного анализа информации. Например, для поддержки принятия управленческих решений. Их эффективность обеспечивается сложнейшими комплексами программ, реализующих последние достижения в области науки и техники. Как уже отмечалось, информатизация активно внедряется на стадии работы с документированной информацией. Без нее нет будущего и у архивного дела[9].
Развитие систем, работающих с неструктурированной информацией, продвигается относительно медленно потому, что обычно они предоставляют доступ к небольшой части неструктурированных данных. Более того, долгое время основной задачей ИТ-систем была автоматизация канцелярской работы. Это может иметь стратегическое значение лишь для небольшого сегмента области работы с информацией. Однако в связи с тем, что корпоративная информация становится все более доступной (поскольку она создается и поддерживается в электронном формате, а также благодаря теговым, файловым системам и т. д.), средства работы с неструктурированной информацией приобретают все большее значение для выполнения ключевых бизнес-операций[10].
Предлагаемые решения опираются на построение моделей, совместимых с промышленными стандартами программирования, для извлечения семантической информации из ИР на основе механизмов «Управление архитектурой неструктурированной информации (или Архитектуры управления неструктурированной информацией)» (Unstructured Information Management Architecture - UIMA) с последующем анализом для размещения в соответствующем хранилище[11], которые, как и технология ILM, принципиально согласуются с концептуальными и технологическими наработками отечественного документоведения и архивоведения.
UIMA предназначена для извлечения информации и текстового анализа. UIMA стандартизируется в ОАЗИСЕ.
UIMA – открытая промышленная (индустриальная) платформа для неструктурированного информационного анализа и поиска, расширяемая для того, чтобы создать, объединяясь и развертывая неструктурированные информационные управленческие решения при помощи комбинаций семантических компонентов анализа и поиска. Это общедоступный проект, который в настоящее время находится в апачском Фонде программного обеспечения. Цель UIMA состоит в том, чтобы предоставить возможность  сотрудничества, направленном на ускорение международного развития технологий, важных для того, чтобы обнаружить жизненное знание, существующее сегодня в наиболее быстро развивающихся источниках информации.
В дополнение к создателю UIMA IBM множество университетов и промышленных организаций используют ее, чтобы развить аналитические возможности и решения при управлении неструктурированной информацией.
Важно для преодоления предрассудков российских потребителей и исполнителей отметить, что мост от неструктурированного информационного мира до структурированного возведен агентами программного обеспечения, которые занимаются анализом информации. Они могут просмотреть текстовый документ, извлечь, например, химические названия и их взаимодействия, или идентифицировать события, местоположения, продукты, мнения о продуктах, проблемах, методы и т.д. UIMA называет этих агентов программного обеспечения – аналитические двигатели. Эти процессы хорошо знакомы и освоены отечественными документоведами и архивистами.
Именно в направлении поиска схожих технологических решений лежит путь от конфронтации к конвергенции современных информационных технологий и гуманитарных подходов в работе с документами. Особенно важно двигаться в этом направлении на современном этапе с целью быстрейшего освоения массивов документированной неструктурированной информации.




[1] Ковальчук М.В. Конвергенция наук и технологий - прорыв в будущее [Электронный ресурс] // Режим доступа: www.portalnano.ru/read/iInfrastructure/russia/nns/kiae/convergence_kovalchuk 
[2] Федеральный закон «Об архивном деле в Российской Федерации» от 22 октября 2004 г. Статья 3.
[3] Савин В.А. Архивные электронные информационные ресурсы Российской Федерации: идентификация и классификация [Текст] // Отечественные архивы. 2008. № 4. С. 24-31, Савин В.А. Информационные ресурсы России: проблема классификации как объекта архивоведения [Текст] // Академический архив в прошлом и настоящем: Сборник научных статей к 280-летию Архива Российской академии наук / ПФА РАН; Отв. ред. И. В. Тункина. СПб.: Нестор-История, 2008. C. 433-444, Савин В.А. Электронное правительство Российской Федерации и документальные информационные ресурсы [Текст] // Социальная политика и социология. Междисциплинарный научно-практический журнал. 2009. № 5. (47). С. 292-304.
[4] RC24122 (W0611-188) 28 ноября 2006. Информатика. IBM Research Report. [Электронный ресурс] // – Режим доступа: www.research.ibm.com/UIMA/
[5] О феноменологии документа см. Савин В.А. Феноменология документа: постановка проблемы [Текст] // Вестник архивиста. 2001. № 1. С. 168-174, Медушевская О.М. Феноменология культуры: концепция А.С. Лаппо-Данилевского в гуманитарном познании новейшего времени [Текст] // Методология и теория истории: учебно-методический модуль / Министерство образования РФ. Российский государственный гуманитарный университет. Историко-архивный институт; Казаков Р.Б., Медушевская О.М., Румянцева М.Ф. – М.: Издательство Ипполитова, 2002. - С. 106-133, Каравашкин А. В., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. [Текст] М.: Рос. гос. гуманит. у-нт, 2003, Савин В. А. Феноменология документа и историческая феноменология: объектно-предметные отношения [Текст] // Документ в парадигме междисциплинарного подхода : Материалы Второй Всероссийской научно-практической конференции / Под ред. проф. О. А. Харусь. - Томск: Томский государственный университет, 2006. - С. 9-13, Савин В.А. Историческая феноменология и феноменология документа: по пути методологических достижений современной философии [Текст] // Кафедральный вестник (сборник учебно-методических статей). Выпуск № 5. / Под ред. д.и.н., профессора Кириллова А.В. / Кафедра управления персоналом, документоведения и архивоведения факультета социального управления Российского государственного социального университета. - М.: Компания Спутник+, 2010. - С. 140-143.
[6] Савин В.А. Жизненный цикл электронных документов как информационных ресурсов [Текст] // Материалы VII Афанасьевские чтения: Социальное управление: исторический опыт, проблемы и перспективы / Под редакцией проф. Уржа О.А. М.: Издательство РГСУ «Союз», 2009. С. 142-147, Савин В.А. Стратегия ILM и экспертиза ценности документов: компаративистский подход [Текст] // Документ в контексте универсальных практик: сборник статей по материалам Второй Всероссийской научно-практической конференции / под ред. Т.Н. Кондратьевой. - Тюмень, 2010. - С. 178-181.
[7] Савин В.А. О типологии информационных ресурсов России [Текст] // Документ в системе социальных коммуникаций: Сборник материалов III Всероссийской научно-практической конференции с международным участием. Томск: Томский государственный университет, 2008. - С. 5-10, Савин В.А. Архивные электронные информационные ресурсы Российской Федерации: проблемы идентификации и классификации [текст] // История коммуникаций на советском и постсоветском пространстве : Программы курсов магистратуры по направлению «История». Часть II. М.: РГГУ, 2010. – С. 4-19.
[8] Кто ищет, тот всегда найдет? журнал "CIO" № 9 от 15 сентября 2009 года [Электронный ресурс] // – Режим доступа: http://poisk-t.ru/press/publish/
[9] Киселев И.Н. Информационное общество и архивы России [текст] // Изменяющаяся Россия и российские архивы на рубеже : Материалы конференции 1-2 марта 2001 года. – М., 2002. – С. 107-113, Киселев И.Н. Концепция информатизации архивного дела в России [текст] // Вестник архивиста. 1996. № 1 (31). - С. 60-82, Киселев И.Н. Электронные документы: основные направления иссле­дований [текст] // Вестник архивиста. 2000. № 3-4 (57-58). - С. 162-166, Киселев И.Н., Волкова И.В., Нежданова О.Ю. Современное состояние и перспективы развития системы научно-справочного аппарата к документам государственных архивов [текст] // Отечественные архивы. 2000. № 5. - С. 12-23, Ларин М.В. Управление документами на основе международного стандарта ИСО 15489-2001: Метод. пособие / Ларин М. В., Рысков О.И.; ВНИИДАД. [текст]  - М., 2005, Медведева Г. А., Успенская В. Н. Автоматизированные системы учета и поиска документов в Российском госархиве научно-технической документации  [текст] // Отечественные архивы. 2001. № 3. - С. 73-77, Михайлов О.А. Влияние информационной технологии на теорию и прак­тику архивного дела [текст] // Вестник архивиста. 1992. № 6 (12). - С. 15-21, Михайлов О.А. Электронные документы и архивы (по данным междуна­родных конференций и публикаций 1998-1999 гг.) [текст] // Вестник архивиста. 2000. № 1 (55). - С. 97-118, Тихонов В.И., Юшин И.Ф. Современные концепции электронных архивов  // Отечественные архивы. 1999. № 1. - С. 18-27, Тихонов В.И., Юшин И.Ф. Электронные архивы и электронный документооборот  [текст] // Отечественные архивы. 1999. № 2. - С. 17-27, Электронные документы в архивах: проблемы приема, обеспечение сохранности и использование: Аналит. обзор зарубеж. и отечеств. опыта : В 2 кн. / О. А. Михайлов. 3-е изд., перераб. и доп. М.: МАКС Пресс. 2002. Кн. 1. 2002 и др.
[10] Управление неструктурированной информацией [Электронный ресурс] // – Режим доступа: www.iemag.ru/opinions/detail.php?ID=17860
[11] Unstructured Information Management Architecture [Электронный ресурс]. – IBM Research. – Режим доступа: http://www.research.ibm.com/UIMA/, Apache UIMA [Электронный ресурс]. – Apache Foundation. – Режим доступа: http://incubator.apache.org/uima/

 Опубликовано: Документация в информационном обществе: проблемы оптимизации документооборота. Сборник докладов и сообщений на XVIII Международной научно-практической конференции. Москва, 26-27 октября 2011 г. – М.: ВНИИДАД, 2011.

№ 11.

Документальные информационные ресурсы «Электронного правительства»: концептуальное обеспечение

 Электронное правительство - система государственного управления на основе электронных средств обработки, передачи и распространения информации[1]. Так написано в Большой советской энциклопедии.
В данном выступлении предпринята попытка анализа развития и современного состояния концептуальных положений формирования электронного правительства через призму документальных информационных ресурсов (далее - ДИР).   
Информационные ресурсы (далее - ИР) - в широком смысле - совокупность данных, организованных для эффективного получения достоверной информации.    ИР – продукт информатизации, которая является организационным социально-экономическим и научно-техническим процессом создания оптимальных условий для удовлетворения информационных потребностей и реализации прав граждан, органов государственной власти, органов местного самоуправления, организаций, общественных объединений на основе формирования и использования информационных ресурсов.
Комплексно вопросы формирования и использования информационных ресурсов на основе создания, сбора, обработки, накопления, хранения, поиска, распространения и предоставления потребителю документированной информации много лет регулировал изданный в 1995 г. федеральный закон «Об  информации, информатизации и защите информации»[2]. В соответствии с положениями этого закона ИР  признавались отдельные документы и отдельные массивы документов, документы и массивы документов в информационных системах (библиотеках, архивах, фондах, банках данных, других информационных системах). При этом информационная система определялась как «организационно упорядоченная совокупность документов (массивов документов) и информационных технологий, в том числе с использованием средств вычислительной техники и связи, реализующих информационные процессы».
Важнейший шаг в направлении понимания работы с ИР в качестве непременного условия функционирования электронного правительства сделала одобренная правительством Российской Федерации в 2004 г. «Концепция использования информационных технологий в деятельности федеральных органов государственной власти  до 2010 года»[3]. Среди основных принципов и направлений реализации единой государственной  политики в области использования информационных технологий достойное место заняло создание общегосударственных ИР.
Согласно Концепции общегосударственные ИР, включая регистры, кадастры, реестры, классификаторы, создаются в целях предоставления оперативного доступа к целостной, актуальной, достоверной и непротиворечивой информации об основных объектах, формах, способах и результатах государственного управления и ее совместного использования на межведомственном уровне органами государственной власти.
 Особо отмечалось, что большое количество ИР создается и используется в составе государственных автоматизированных информационных систем, в связи с чем необходимы дальнейшее развитие электронного документооборота и более точная регламентация вопросов, связанных с его внедрением в федеральные органы государственной власти, созданием и эксплуатацией государственных информационных систем, обеспечением их совместимости, установлением единообразных требований по информационной безопасности.
От реализации указанной Концепции ожидается, среди прочего: внедрение систем электронного документооборота с использованием электронной цифровой подписи в федеральных органах государственной власти, в том числе и на межведомственном уровне; формирование основных государственных информационных ресурсов, характеризующих ключевые объекты государственного управления, а также обеспечение доступа к ним на межведомственном уровне;  обеспечение поэтапного перевода открытой архивной информации федеральных органов государственной власти в электронный вид.
В принятом в 2006 г. новом законе «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»[4] осталось лишь понятие государственных информационных ресурсов – «информация, содержащаяся в государственных информационных системах, а также иные имеющиеся в распоряжении государственных органов сведения и документы» (ст. 14). Отнесение же документов к разряду информационных ресурсов обусловлено концептуальным пониманием того, что без документирования, а значит создания ДИР, эффективная организация процесса управления невозможна.
Современное представление об информационных ресурсах неразрывно связано с электронными технологиями, информационно-телекоммуникационными системами, электронными документами. Поэтому электронными информационными ресурсами можно считать информационные ресурсы, совокупность сведений в электронном виде (системы электронного документооборота, базы данных, электронные библиотеки, реестры, кадастры, фонды, архивы и другие виды информационных массивов, а также составляющие их электронные документы), поддерживаемые программно-техническими средствами автоматизированной информационной системы. Сложность и слабая изученность природы ДИР, обусловленная, прежде всего двуликостью её основных проявлений, находящихся на интеграционном стыке технического и гуманитарного знания, привели к тому, что практические потребности общества и государства оказались далеко впереди аналитических разработок[5].
Понятие  «электронное правительство» впервые в официальных документах российского правительства было легитимизированно в уже упомянутой «Концепции использования информационных технологий в деятельности федеральных органов государственной власти до 2010 года», Затем оно было конкретизировано в одобренной Правительством 17 июля 2006 г. «Концепции региональной информатизации до 2010 года»[6]. В приложении к Концепции сказано, что электронное правительство региона - это комплекс государственных и муниципальных информационных систем, обеспечивающих поддержку деятельности органов государственной власти субъектов Российской Федерации и органов местного самоуправления, а также объединяющих их на основе общей информационно-технологической инфраструктуры региона. Важно отметить, что в этой Концепции указано на необходимость создания подсистемы управления делопроизводством и документооборотом.
В середине 2000-х гг. началась дискуссия по проблемам электронного правительства. По мнению ряда специалистов, термин «электронное правительство» появился именно тогда, когда от внутренней информатизации органов государственной власти и информатизации процессов информационного взаимодействия между государственными структурами перешли к электронному сетевому информационному взаимодействию с гражданами и организациями. Это породило идею «электронной демократии», то есть возможности граждан принять непосредственное участие в государственном управлении. Часто в определениях электронного правительства это обстоятельство является ключевым. Электронное правительство определяется как информационное взаимодействие органов власти с гражданами и организациями с использованием информационно-коммуникационных технологий (далее - ИКТ), сетевых технологий и Интернета. Или как электронная форма общения граждан с государством. Электронное правительство заменяет собой посещение государственных организаций, звонки по телефону и отправку бумажных почтовых сообщений. Оно позволяет раскрыть процедуры и процессы принятия решений органов власти, а также ответственность конкретных лиц, что является элементом общественного контроля[7].
Большая группа авторов связывает представление об электронном правительстве с процессом предоставления государственными органами управления услуг гражданам в электронной форме[8]. Они основаны на идее «сервисного» государства, ориентированного на оказание государством услуг гражданам как формы реализации демократических принципов.
При этом ИКТ рассматриваются лишь как одно из средств повышения эффективности управления, В первой редакции федеральной целевой программы "Электронная Россия (2002 - 2010 годы)"[9] (далее - ФЦП) была поставлена цель совершенствования законодательства и системы государственного регулирования в сфере ИКТ.
Развитие системы электронного документооборота, систем межведомственного электронного документооборота, обеспечивающих сокращение сроков обработки документов, было определено в качестве направления использования ИКТ в деятельности органов государственной власти и органов местного самоуправления. Предусматривались: перевод в электронную цифровую форму большей части документооборота, осуществляемого между хозяйствующими субъектами, органами государственной власти и органами местного самоуправления; определение последовательности перехода к электронному документообороту.
Предполагалось, что большое значение будет иметь интеграция государственных и муниципальных информационных ресурсов в единую информационную систему, что позволит сократить возможности для финансовых махинаций, нарушения законов, уклонения от уплаты налогов.
Названные выше цели в переработанной в 2006 г. ФЦП были расширены[10]. Среди них появилось «придание официального статуса электронным формам взаимодействия, обеспечение подлинности и достоверности информации в процессах электронного взаимодействия органов государственной власти между собой, а также с населением и организациями путем использования электронной цифровой подписи».
Согласно ФЦП приоритетным направлением формирования электронного правительства является максимально возможный перевод документооборота и информационного взаимодействия органов государственной власти в электронную форму. Предполагается создание федерального информационного центра, которое позволит обеспечить централизацию создания и последующего обслуживания информационно-технологической инфраструктуры, необходимой для поддержки взаимодействия государственных информационных систем между собой и обеспечения доступа к ним другим ведомствам, гражданам и организациям. Результатом формирования такого центра станет создание необходимой технологической, информационной и организационной инфраструктуры для обеспечения безопасного и надежного обмена информацией в рамках всей системы государственного управления.
При этом также предусмотрены: разработка концепции федерального информационного центра, включая технико-экономическое обоснование его создания и выбора организационно-правовой формы; создание основного и резервного центра на федеральном уровне, а также соответствующих центров на региональном уровне; передача федеральному информационному центру функций, необходимых для эффективного, надежного и доверительного взаимодействия государственных информационных систем между собой, с гражданами и организациями, в частности ведение федерального электронного архива, федеральных справочников и каталогов, электронного нотариата, сбор и предоставление информации о деятельности федеральных органов государственной власти в электронной форме.
Для поддержки информационного взаимодействия федеральный информационный центр будет вести реестр, содержащий описание способов и интерфейсов взаимодействия существующих государственных информационных систем, используемых схем, протоколов и регламентов обмена данными между информационными системами. Как видим, ДИР попадают в поле регулирования федеральным информационным центром.
В 2008 г. вектор развития электронного правительства меняется. Правительство Российской Федерации одобрило «Концепцию формирования в Российской Федерации электронного правительства до 2010 года»[11],  в которой под электронным правительством понимается новая форма организации деятельности органов государственной власти, обеспечивающая за счет широкого применения ИКТ качественно новый уровень оперативности и удобства получения гражданами и организациями государственных услуг и информации о результатах деятельности государственных органов.
В 2009 г. основная нагрузка на формирование электронного правительства была возложена на ФЦП, которая подверглась соответствующим изменениям[12]. Среди важнейших целевых индикаторов и показателей названы: количество федеральных органов государственной власти, имеющих абонентские пункты доступа к информационной системе межведомственного электронного документооборота; количество государственных информационных ресурсов, доступ к которым обеспечен на межведомственном уровне.
Для оказания государственных услуг населению с использованием современных информационно-коммуникационных технологий предполагается создавать специальные объекты в инфраструктуре электронного правительства - многофункциональные центры оказания государственных и муниципальных услуг (далее – многофункциональные центры). Одной из основных задач информационной системы для предоставления государственных и муниципальных услуг на основе многофункциональных центров является управление архивными данными, накапливаемыми в информационных ресурсах многофункциональных центров в ходе взаимодействия с гражданами при предоставлении государственных и муниципальных услуг.
Для обеспечения комплексной информационно-справочной поддержки граждан и организаций по вопросам взаимодействия с органами власти всех уровней, в том числе в части предоставления государственных и муниципальных услуг, а также для обеспечения доступа к государственным и муниципальным услугам, предоставляемым в электронной форме, создаются государственные информационные системы ведения сводного реестра государственных и муниципальных услуг и единый портал государственных и муниципальных услуг.
Для достижения указанной цели планируется создание системы реестров и региональных порталов государственных и муниципальных услуг. Для этого планируется внедрить типовые информационные системы ведения сводного реестра государственных и муниципальных услуг, ведения федеральных, региональных и муниципальных реестров услуг и типовую информационную систему функционирования региональных порталов государственных и муниципальных услуг.
 Выполнение обозначенных задач требует, по мнению авторов Концепции, проведения научно-исследовательских работ и подготовки аналитических материалов, на основе которых затем будут осуществляться подготовка системного и технического проектов по созданию инфраструктуры электронного правительства, дальнейшее развитие инфраструктуры электронного правительства и разработка долгосрочной целевой программы "Информационное общество (2011 - 2018 годы)"[13].
ВЫВОДЫ
Осуществив краткий обзор развития  концептуального обеспечения состояния ДИР «Электронного правительства» можно подвести предварительные итоги.
1.                Несмотря на ощутимые достижения на концептуальном уровне не удалось преодолеть противоречия между гуманитарным (документоведческим, архивоведческим) и техническим (IT) подходами к работе с ИР.
2.                Понятие ДИР не встречает должного понимания даже на концептуальном уровне.
3.                Игнорирование отечественного опыта работы с электронными документами привело к противоречию между Перечнем обязательных сведений о документах, используемых в целях учета и поиска документов в системах электронного документооборота федеральных органов исполнительной власти, внедренного утвержденными Правительством Российской Федерации 15 июня 2009 г. Правилами делопроизводства в федеральных органах исполнительной власти, с международным стандартом электронного документа ISO/IEC 26300:2006, предлагаемого в качестве формата электронного документооборота в Российской Федерации, утверждение которого предусмотрено Планом мероприятий по реализации концепции формирования в Российской Федерации электронного правительства до 2010 года. В этих документах содержание обязательных сведений о документах различное.
4.                Отсутствие максимальной системности в понимании жизненного цикла информации привело к тому, что потребности в долговременном хранении ИР электронного правительства только обозначены.
5.                О государственном хранении ИР говорится вскользь и фрагментарно. Нет согласования с Правилами организации хранения, комплектования, учета и использования документов Архивного фонда Российской Федерации и других архивных документов в государственных и муниципальных архивах, музеях и библиотеках, организациях Российской академии наук (2007 г.), где сказано, что электронные документы принимаются на хранение в сопровождении программных средств, позволяющих их воспроизвести, и с необходимым комплектом сопроводительной документации.





[1] Большая советская энциклопедия [Электронный ресурс] // http://slovari.yandex.ru/search.xml?text=%D1%8D%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%B5%20%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE&st_translate=0
[2] Федеральный закон от 20 февраля 1995 г. № 24-ФЗ «Об информации, информатизации и защите информации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 8. Ст. 609.
[3] Распоряжение Правительства Российской Федерации от 27 сентября 2004 г. №   1244-р "О Концепции использования информационных технологий в деятельности федеральных органов государственной власти до 2010 года" [Электронный ресурс] // Официальный сайт Федерального государственного унитарного предприятия Научно-технический центр «Информрегистр» // http://www.inforeg.ru/norma/Rasp1244-04.html
[4] Федеральный закон Российской Федерации от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» // Российская газета. 2006. 29 июля.
[5] Савин В.А. Архивные электронные информационные ресурсы Российской Федерации: идентификация и классификация // Отечественные архивы. 2008. № 4. С. 24-31, Савин В.А. Информационные ресурсы России: проблема классификации как объекта архивоведения // Академический архив в прошлом и настоящем: Сборник научных статей к 280-летию Архива Российской академии наук / ПФА РАН; Отв. ред. И. В. Тункина. СПб.: Нестор-История, 2008. 532 с, ил. C. 433-444, Савин В.А. О типологии информационных ресурсов России // Документ в системе социальных коммуникаций: Сборник материалов III Всероссийской научно-практической конференции с международным участием. Томск: Томский государственный университет, 2008. С. 5-10, Савин В.А. Жизненный цикл электронных документов как информационных ресурсов // Материалы VII Афанасьевские чтения: Социальное управление: исторический опыт, проблемы и перспективы / Под редакцией проф. Уржа О.А. М.: Издательство РГСУ «Союз», 2009. С. 142-147.
[6] Распоряжение Правительства Российской Федерации от 17 июля 2006 г. №         1024-р "О Концепции региональной информатизации до 2010 года" [Электронный ресурс] // Официальный сайт Федерального государственного унитарного предприятия Научно-технический центр «Информрегистр» // http://www.inforeg.ru/norma/Rasp1024-06.html
[7] Курносов И.Н. Реализация концепции электронного правительства: новый этап [Электронный ресурс] // http://emag.iis.ru/arc/infosoc/emag.nsf/BPA/890b2440d66b70fcc32571780046f577
[8] Данилин А. Интервью газете «Время новостей», 27.12.2004.
[9] Постановление Правительства Российской Федерации от 28 января 2002 г. N 65 "О федеральной целевой программе "Электронная Россия (2002 - 2010 годы)" (с изменениями и дополнениями от 26.07.2004 № 380) // Собрание законодательства Российской Федерации, 2002, N 5, Ст. 531.
[10] Постановление Правительства Российской Федерации от 15 августа 2006 г. №  502 "О федеральной целевой программе "Электронная Россия (2002 - 2010 годы)" [Электронный ресурс] // Официальный сайт Федерального государственного унитарного предприятия «Федеральный кадастровый центр «Земля» // http://www.fccland.ru/ndoc.aspx?id=143&doc_id=10
[11] Распоряжение Правительства Российской Федерации от 6 мая 2008 г. № 632-р "О Концепции формирования в Российской Федерации электронного правительства до 2010 года" [Электронный ресурс] //    Интернет-портал Правительства Российской Федерации.
http://www.government.ru/content/governmentactivity/rfgovernmentdecisions/archive/2008/05/06/7397425.htm

[12] Постановление Правительства Российской Федерации от 10 сентября 2009 г. № 721 "Об изменениях в федеральной целевой программе "Электронная Россия (2002 - 2010 годы)" [Электронный ресурс] // Интернет-портал Правительства Российской Федерации.
[13] ТВЕРЬ, 2 июля. /ИТАР-ТАСС/. Для развития в России информационного общества будет разработана и реализована специальная долгосрочная целевая программа "Информационное общество 2011-2018". Об этом сообщил сегодня министр связи и массовых коммуникаций РФ Игорь Щеголев, выступая на VI Тверском социально-экономическом форуме "Информационное общество".
Программа разрабатывается по поручению председателя правительства РФ Владимира Путина, она должна стать развитием и продолжением ФЦП "Электронная Россия", действие которой истекает в 2010 г. Заказчиком и координатором программы "Информационное общество 2011-2018 гг" является Минкомсвязи РФ.
Основными направлениями программы являются развитие государственных автоматизированных информационных систем, реализация ведомственных программ развития информационного общества, информационное развитие регионов, развитие национальной информационной инфраструктуры. Одним из основных пунктов программы является создание в России "электронного правительства" на федеральном и региональном уровнях.
Минкомсвязи планирует подготовить проект программы к ноябрю 2009 г, провести его согласование до февраля 2010 г и представить на утверждение правительства РФ в мае 2010 г. [Электронный ресурс] // Сайт VI Тверского социально-экономического форума "Информационное общество" // http://tver-forum.ru/news.php?action=show&id=69

Опубликовано: Документация в информационном обществе. Электронное правительство: управление документами: 
Сборник докладов и сообщений на XVI Международной научно-практической конференции. Москва, 26—27 ноября 2009 года. – М.: ВНИИДАД. 2010. С. 128-134

№ 12.

Документальные информационные ресурсы управления персоналом


Проблемы документальных информационных ресурсов, не так давно ставшие предметом изучения[1], распространяются и на документальные системы, обеспечивающие управление персоналом.
Важным является вопрос состава документальных информационных ресурсов. Данное сообщение посвящено изучению состава ресурсов на традиционных носителях на примере документальных систем, обеспечивающих управление персоналом.
Эти документальные системы являются производственно-функциональными и обеспечивают: оформление организации труда работников, заключение трудового договора (контракта) и оформление приема на работу, оформление перевода на другую работу, оформление предоставления отпусков работникам, оформление поощрения работников, оформление наложения дисциплинарных взысканий, оформление аттестации работников, оформление учета использования рабочего времени, оформление привлечения работников к работе в выходные дни, оформление служебных командировок, прекращение трудового договора (контракта) и оформление увольнения с работы, оформление трудовых книжек, учет личного состава.
В рамках имеющихся возможностей ограничимся кратким рассмотрением состава документов, образующих производственно-функциональную документальную систему «Оформление организации труда работников».
Эта документальная система включает: коллективный договор, устав (положение) организации, правила внутреннего трудового распорядка, положение о подразделении, приказ о внесении изменений в положение о подразделении, должностную инструкцию, структуру и штатную численность, приказ о внесении изменений в структуру и штатную численность, штатное расписание, приказ о внесении изменений в штатное расписание, приказ о распределении обязанностей между руководством организации.
Остановимся подробнее на входящих в указанную систему документах.
Коллективный договор - правовой акт, регулирующий трудовые, социально-экономические и профессиональные отношения между работодателем и работником организации. Порядок разработки и заключения коллективного договора регулируется Законом Российской Федерации.
Руководитель организации поручает юридической службе (юристу) подготовить устав (положение) организации. На основании действующего законодательства и практической деятельности организации по выполнению возложенных на нее задач и функций юридическая служба (юрист) разрабатывает проект устава (положения), копирует его и направляет для обсуждения в подразделения организации. Получив (после обсуждения) из подразделений замечания и предложения, юридическая служба (юрист) корректирует проект устава (положения), визирует его у руководителей подразделений, в выборном профсоюзном органе, у заместителей руководителя организации и направляет на подпись руководителю организации. В необходимых случаях, подписанный руководителем организации устав (положение) организации утверждается вышестоящим органом управления.
Один экземпляр устава (положения) помещается в дело службы документации организации, второй экземпляр направляется в дело выборного профсоюзного органа, третий экземпляр хранится в юридической службе (юриста).
Правила внутреннего трудового распорядка разрабатываются организацией на основе КЗОТ Российской Федерации и Типовых правил внутреннего трудового распорядка для рабочих и служащих предприятий, учреждений, организаций и утверждаются трудовым коллективом на общем собрании (конференции) применительно к условиям работы данной организации.
Вопросы, связанные с применением правил, решаются администрацией организации в пределе предоставленных ей прав, а в некоторых случаях, в соответствии с действующим законодательством, совместно или по согласованию с выборным профсоюзным органом.
Положение о подразделении организации - документ, предназначенный для нормативно-правовой регламентации деятельности каждого подразделения. Положение определяет статус данного подразделения, отражает его место в системе управления, показывает внутреннюю его организацию. На основе положения составляется штатное расписание данного подразделения, организуется повседневная его деятельность, определяется степень ответственности за выполнение возложенных на него задач и функций. Применение положения позволяет более полно и обоснованно оценивать результаты деятельности подразделения.
При разработке положений о подразделениях необходимо базироваться на результатах предварительного изучения содержания, объема выполняемых функций, специфики данной организации, а также опыта организации работы аналогичных подразделений родственных организаций.
Первичным элементом структуры управления является служебная должность. Формирование системы должностей зависит о объема, состава, характера функций, выполняемых в данной организации; от сложившихся разделения и кооперации труда управленческих работников. Должностные инструкции являются действенным средством управления и выполняют организационную, регламентирующую и регулирующую роль. Они позволяют обеспечить четкое разграничение обязанностей и прав между работниками, исключить параллелизм в выполнении определенных трудовых функций, позволяют обеспечить взаимосвязь в работе сотрудников, занимающих различные должности. Кроме того, они позволяют осуществить объективную оценку деятельности работников, являются нормативной основой для применения к ним мер воздействия.
Иногда, при внесении существенных изменений в должностную инструкцию, руководитель организации может издавать приказ о внесении изменений в должностную инструкцию. Оформляется этот приказ аналогично приказу о внесении изменений в положение о подразделении.
Уставом (положением) об организации предусмотрено составление документа, определяющего структуру и штатную численность организации. Проект этого документа по поручению руководителя организации готовится отделом кадров, визируется заинтересованными лицами и подразделениями, заместителем руководителя и утверждается руководителем организации. Структура и штатная численность копируется, первый экземпляр помещается в дело службы документации, второй и третий экземпляры направляют в отдел кадров и бухгалтерию.
Периодически в структуру и штатную численность вносятся изменения, которые оформляются приказом руководителя организации.
Аналогично структуре и штатной численности для определения должностного и численного состава организации готовится штатное расписание, в которое периодически вносятся изменения, которые оформляются приказом руководителя организации.
С целью четкого определения функциональных обязанностей каждого из руководителей организации, устранения дублирования и повышения ответственности за работу подразделения составляется приказ о распределении обязанностей между руководством организации.





[1] Савин В.А. Архивные электронные информационные ресурсы Российской Федерации: идентификация и классификация // Отечественные архивы. 2008. № 4. С. 31-38; Савин В.А. Информационные ресурсы России: проблема классификации как объекта архивоведения // Академический архив в прошлом и настоящем: Сборник научных статей к 280-летию Архива Российской академии наук / ПФА РАН; Отв. ред. И. В. Тункина. СПб.: Нестор-История, 2008. 532 с., ил. C. 433-444, Савин В.А. О типологии информационных ресурсов России // Документ в системе социальных коммуникаций: Сборник материалов III Всероссийской научно-практической конференции с международным участием. Томск: Томский государственный университет, 2008. С. 5-10, Савин В.А. Жизненный цикл электронных документов как информационных ресурсов // Материалы VII Афанасьевских чтений: Социальное управление: исторический опыт, проблемы и перспективы / Под редакцией проф. Уржа О.А. М.: Издательство РГСУ «Союз», 2009. С. 20-25.

  

Комментариев нет:

Отправить комментарий